Народный артист России Николай Буров написал удивительную книгу о своем времени, назвав ее «Маятник Фуко. Нарративные этюды о жизни, театре и Исаакии».
Искушенный читатель, знакомый с судьбой Бурова, легко догадается, почему в названии упомянут физический прибор.
Для несведущих поясню — Николай Витальевич девять лет служил директором музея «Исаакиевский собор», где в давние советские времена маятник Фуко, закрепленный одним концом под куполом собора, другим — с тяжелым грузиком — сшибал, раскачиваясь по гигантской амплитуде, брусочки и спичечные коробки на полу, воочию подтверждая вращение Земли вокруг своей оси. Впечатление — на всю жизнь!
Но чем же удивила меня книга? Глубиной и чистотой мысли, изумительным слогом. Удивила прекрасной композицией, где есть место и краткому, в один абзац лирическому отступлению о котах, и глубокому историческому эссе о взаимоотношениях церкви и молодого советского государства в первое послереволюционное десятилетие. Мне казалось, что я достаточно неплохо знаю автора — обаятельного и толкового человека, сотрудничать с которым мне повезло на протяжении четверти века. Но читаю книгу и поражаюсь — это целая энциклопедия культурной жизни Ленинграда — Санкт-Петербурга, написанная человеком, бывшим, что называется в гуще событий.
Я бы тоже хотел написать такую книгу — умную и нежную в словах, острую в мыслях. Чтобы в этой книге не сводить счеты с прошлым, не выставлять врагов и недоброжелателей глупцами и негодяями, не подхваливать себя тайно или явно, надеясь услышать за шелестом страниц аплодисменты поклонников. Так пробежать по клавишам собственной жизни, чтобы прозвучала симфония, а не какофония случайных зарисовок.
Так вот о маятнике. В одной из глав книги автор отчетливо связывает духовное и физическое: «Творец позаботился и одарил всех нас Маятником Фуко — безукоризненно убедительной возможностью гениально простого и непосредственного физического наблюдения за соединением каждого элемента мира с целой Вселенной и ее центральной точкой».
И ты понимаешь, что название книги открывает сакральный план повествования, понятный и атеистам, и глубоко верующим. Все мы под Богом, природа и ее творец связаны видимой и невидимой нитью, Земля — гигантская карусель, на которой нам выпало крутиться, и пока вы читали эти строки, гигантский маятник — пусть ныне и невидимый — сшиб энное количество брусочков и коробков. Без паники, товарищи, крутимся дальше!
В огромном хорошо изданном фолианте есть свой (нарративный!) взгляд на культуру Северной столицы, обычную жизнь, которая только с виду кажется обычной, есть театр с его переживаниями на сцене, в зале и за кулисами, много чего есть в этой ладной и симпатичной книге.
Есть не показная любовь к родному городу, к детству, прошедшему в железнодорожном доме на улице Полярников, что в Невском районе возле Императорского фарфорового завода. Есть изумительный язык и ясность мысли, есть рассуждения о некоторых фактах нашей общей истории, которые меня, например, привели в задумчивость.
Вот автор рассуждает об исторической политике, которая зачастую подменяет собой госпожу историю: «В последние времена меня особенно печалит тенденция к однобокому освещению нашей истории. Об этом предмете следует говорить всерьез. Не с целью использования исторических фактов для решения сиюминутных политических задач, а во благо всего народа». И продолжает тему:
«Мы порой живем так, что сами себя не помним: не только забываем плохое и хорошее, но и рисуем в своем сознании совершенно другую реальность прошлого. Сами ее создаем и сами же начинаем верить. Давайте помнить прошлое таким, каким оно было в действительности, а не молиться на «лжеиконы». Это лишает народ и веры, и морали. Еще раз: я не красный, не белый, не синий, не зеленый. Я — против войны, особенно войны гражданской, войны, которая вызывает ненависть, учит убивать и мстить, коверкает души и ломает судьбы…» (с.238)
Один пример, поразивший меня.
Буров говорит об «информационном разминировании исторического пространства», которым занимаются молодые исследователи-архивисты, и приводит, в частности, свидетельства о грабежах церковных ценностей войсками генерала Мамонтова летом 1919 года в районе Воронежа, о которых не принято нынче говорить.
Современник тех событий — генерал Деникин — так прокомментировал результаты «героического» рейда: «Громадную ценную добычу привёз он (Мамонтов — Д.К.). Чего в ней только не было — тысячи золотых и серебряных вещей, иконы в золотых окладах, церковные сосуды, жемчуга и бриллианты»… Награбленное переправили в Турцию, где прибывшие из Североамериканских штатов «антиквары», боясь скандала и огласки, потребовали превратить ценности в лом, что и было сделано офицерской молодежью численностью 40 человек за два месяца. Итог — 700 ящиков общим весом 160 тонн. «От американцев было получено 50 млн франков. Деньги переданы лично Врангелю». Но об этом не прочитаешь в любой газете или в школьном учебнике, не услышишь из телевизора, ибо лидерам белого движения уже возведены памятники и посвящены романтические кинокартины, словно они — наше всё, они, дескать, были за веру, царя и Отечество! На наших глазах происходит поворот на сто восемьдесят градусов. Бедные школьники и студенты! Бедные пенсионеры, сдававшие учителям «другую» историю Гражданской войны в России.
В книге много вдумчивых неспешных пояснений к недавним событиям. Вот, например, о шуме вокруг прав на Исаакиевский собор, случившемся в начале нынешнего века. Казалось бы, о чем спорить? Богу — Богово, кесарю — кесареву. Отдать собор церкви, и дело с концом! Ан, нет! Буров, который был в те непростые годы директором Исаакия (на его попечении были также Смольный и Сампсониевский соборы и храм «Спас-на-крови»), терпеливо и убедительно рассказывает, почему он, православный и воцерковленный человек, противился передаче этого сложного историко-художественного объекта в управление церкви. Во-первых, Исаакий никогда не находился на балансе церкви и всегда содержался за счет казны. Во-вторых, самый большой православный храм в Европе, который Монферран строил сорок лет, явление уникальное, и смотреть за ним — целая наука: архитектурный и художественный контроль, реконструкции колоколов, башенок, строгий температурный режим, освещенность, сохранность редчайших фресок и картин, просторные подвалы с редчайшими экспонатами, включая блокадные… Буров пишет о неудачной попытке содержать Исаакиевский собор за счет церковной общины, предпринятой почти сто лет назад: «Уже после осмотра здания, который был выполнен в мае 1925 года, стало понятно, что «ремонт и поддержание таких художественно-исторических архитектурных памятников мирового значения, как Исаакиевский или Смольный соборы, посильны только государству». Сейчас в Исаакиевском, слава богу, совмещены церковные службы и экскурсионное дело — собор остался под присмотром государства.
В книге, как в хорошем путеводителе, отчетливо проступает образ Ленинграда — Санкт-Петербурга: город — не декорации, а действующее лицо книги.
Автор с любовью и дотошливостью рассказывает об улице Полярников и окрестных местах — там, под перекличку паровозных гудков прошли его детство и юность, оттуда он ездил в центр Ленинграда учиться актерскому мастерству. Очень деликатно и строго рассказано о родителях, братьях и сестрах, о традициях большой ленинградской семьи. Фигура отца, с ранней молодости строившего в нашей стране новую жизнь, появляется в книге не часто, но я бы сказал, значительно, в этих появлениях угадывается огромное сыновье уважение к родителю.
Николай Буров, которому довелось и играть на сцене наших лучших театров, и сниматься в кино, и быть «министром культуры» городского правительства, и возглавлять в тяжелые времена Союз театральных деятелей Санкт-Петербурга, и создавать новый Музей железнодорожного транспорта на Балтийском вокзале (про Исаакий мы уже говорили), проступает сквозь страницы своей книги человеком добрым и общительным, каким и является в жизни. И трогает высказывание автора: «Моя жизнь была не особенно заметной: я не закрывал грудью амбразуры, не совершал героических поступков и не спасал людей, но каждый день делал дело, которое мне было поручено свыше. Если удавалось хорошо — получал удовольствие. Если что-то не получалось — начинал болеть».
Хочется пожелать дорогому Николаю Витальевичу всегда получать удовольствие от своей деятельности и не болеть!
Увы, книга выпущена в свет небольшим подарочным тиражом без обязательных в книжном деле выходных данных, что нисколько не уменьшает ее значение, а даже делает ее уникальной. При этом остается надежда, что тираж будет повторен и расширен, и славное издание обретет признаки явления культуры.
Каралис Дмитрий Николаевич – писатель, публицист, киносценарист, общественный деятель. лауреат шести международных и общероссийских литературных премий. Автор 18 книг прозы и нескольких киносценариев.
Свежие комментарии