Автобус въехал в Ивангород и остановился на развилке. Дальше пути не было. Дороги – да, были, и камень лежал при дороге, и ворон на нем сидел – все, как положено, а пути не было.
Потому что одна дорога вела в Нарву, другая в Таллин, обе за околицей упирались в государственную границу, а третья заканчивалась тупиком…
Спрыгнув на землю аккурат возле камня с вороном, я бросил дорожную сумку на снег, размял затекшие ноги, огляделся:
– Ну, здравствуй, Иван.
Единственный город, к которому, как к человеку, можно обратиться по имени. Владимиру не скажешь Володя, как Ярославлю – Слава. Питер хоть и произошел от Петра, а все-таки не Петр, к нему только по-европейски, с этикетом. А Иван он и есть Иван. Одно слово –свой.
– Здорово, коль не шутишь.
Вглядываюсь в обветренное, неухоженное «лицо» Ивана. Все смешалось на нем – стили, эпохи, время, безвременье.
В каком другом городе рядом с русскими ратными людьми лежат шведские рыцари, а рядом с мемориальными захоронениями времен Второй мировой под огромным деревянным крестом покоятся останки солдат Белой армии Юденича?
За невзрачными «хрущевками» краснеют дореволюционным кирпичом корпуса одной из крупнейших в Европе конца ХIХ века текстильных фабрик «Кренгольмская мануфактура», а за ними – великолепный храм. Все это было выстроено бароном Штиглицем –королем Петербургской биржи и железных дорог, первым российским банкиром, основателем Петербургского высшего технического промышленно-художественного училища, носившего его имя, но которому впоследствии было дано имя Мухиной и теперь в просторечье оно именуется просто «Муха».
Собор Святой Троицы, расписанный лучшими художниками того времени, Александр Людвигович построил на месте захоронения своей жены, здесь же впоследствии похоронили и его самого. Во время фашистской оккупации и даже сразу после войны в соборе проходили службы, но когда строили Нарвскую ГЭС, храм приспособили под склад. Теперь снова отдали Церкви.
Рядом с блочными «высотками» конца прошлого века соседствуют мощные стены древней крепости. Отражавшая некогда атаки немцев и шведов, она затем была превращена в тюрьму, здесь сидели декабристы, потом использовалась как санитарный кордон на пути из Советского Союза в Европу. Ходят легенды о многочисленных подземных ходах под крепостью. В них, говорят, спрятаны сокровища Гатчинского дворца, вывезенные генералом Юденичем. Достоверно известно лишь, что через них убегали вначале советские военнопленные из фашистских лагерей, затем немецкие – из советских. Попытки обнаружить эти ходы нынче успехом не увенчались, хотя вездесущие ребятишки в них попадали и даже гибли. В крепости сохранились три каменных церкви и одна маленькая, подземная.
– Тебе, наверно, лет пятьсот, не меньше, – говорю Ивану.
– Бери больше, уже 600-й идет. Не Новгород, конечно, но и не малолетка-Питер. Того и в помине не было, когда я корабли со всей Европы принимал...
Крестным отцом Ивана-города был московский князь Иван III, названный Великим.
Окончательно подмяв под себя вольный Новгород, здесь, на правом берегу быстрой реки Наровы, не замерзающей даже в самые лютые морозы, и заложил он в 1492 году крепость, дав ей свое имя.
За высокими крепостными стенами возводились церкви, помимо воинов гарнизона здесь селились купцы и ремесленники, в гавани швартовались иностранные суда, русские купцы по реке Нарове через Балтийское море вывозили свои товары в страны Западной Европы. Почти до основания Санкт-Петербурга Ивангород служил России окном в Европу.
Когда Иван III пришел на правый берег Наровы, на левом уже стояла каменная башня «Длинный Герман», с которой немецкие рыцари наблюдали за передвижениями русских войск. Так и росли вместе: на одном берегу мужал Иван, на другом хорошела Нарва. Но недолго два молодых города смотрели друг на друга сквозь крепостные бойницы. Вначале соединились тайными подземными переходами, а потом, когда в 1558 году уже другой русский царь Иван Грозный – овладел немецкой крепостью, и обвенчались. На 23 года Нарва стала русской. Потом сюда пришли шведы. Их прогнали, они снова вернулись, и Иван с Нарвой до Петровской эпохи оказались под их знаменами.
Но даже тогда ивангородские купцы с таким успехом торговали с Московией, что нарвская морская торговля пришла в упадок. Это вынудило шведскую королеву Кристину объединить оба города в единую административную единицу, жителей Ивангорода переселила в Нарву, и Иван на долгие годы оказался в примаках. Его даже стали называть русской Нарвой. Правда, хоронить себя ивангородцы завещали все-таки на своем берегу, кладбище это сохранилось до сих пор.
После того, как Петр I вернул супругов в границы Руси, Иван, быть может, и показал бы еще, кто в доме хозяин, но к тому времени появились другие крепости и другие порты, Ивана списали на пенсию, а Нарва превратилась в заштатный городок Ямбургского уезда.
Все было у Ивана да Нарвы. После Гражданской войны они отошли к Эстонии, потом вместе с Эстонией оказались в СССР. Тогда-то и пролегла между ними граница.
Сперва декоративная. Они по-прежнему вместе налаживали хозяйство – развивали производство, транспорт, связь. До 1991 года между ними еще ходили автобусы, телефон был общий, взрослые работали на одних и тех же предприятиях, дети учились в одних школах.
Теперь по берегам расположились таможенные и пограничные посты. На русском берегу остались преимущественно заводы и фабрики. На эстонском – канализация и водозабор. За подачу питьевой воды и очистку стоков Нарва требовала плату. Случись это раньше, какие вопросы? Тогда Иван в деньгах не нуждался и даже делился ими с соседними городами. Но теперь промышленность лежала на боку, и карманы Ивана были пусты. Финны советовали Ивану подать встречный иск, но Иван действовал по-своему. Когда Нарва за долги отключила очистные сооружения, он, не мудрствуя лукаво, стал сбрасывать свои нечистоты в речку, чем напугал не столько брезгливых прибалтов, сколько практичных скандинавов. Датчане в качестве гуманитарной помощи быстренько привезли и смонтировали на правом берегу Наровы необходимое оборудование. С питьевой водой было хуже. К родникам и колодцам выстраивались очереди, на помывку и стирку брали воду в реке. Мужики – те наловчились обходиться вместо чая водкой, благо водочных заводов окрест было много, а вытрезвитель, на радость Ивана, остался на эстонском берегу. Но с похмелья без воды было еще хуже, потому Иван даже подумывал, а не сняться ли вообще с обжитого места? Сегодня, правда, власти утверждают, что вопрос об эвакуации населения не стоял, лишь обсуждался как вариант.
Промучившись несколько лет, ивангородцы испросили у Москвы денег и стали бурить собственные скважины. При этом часть денег по традиции была разворована да пропита, вода из скважин хоть и пошла, но для питья оказалась непригодной, и Москва, пожурив Ивана за расточительность и наказав бывшего городского голову, отвалила еще 30 миллионов рублей – на недоделки.
Многие ивангородцы ушли работать на таможню и к пограничникам, некоторые уехали, большинство же подались в торговлю, ибо граница позволяет на разнице цен худо-бедно существовать всем, кто имеет право безвизового прохода.
Граница проходит аккурат по бывшему мосту Дружбы. Но мне посоветовали идти в ином направлении. В двух с половиной километрах есть другой переход, о котором никто, кроме пограничников, таможенников да жителей приграничных городов, не знает. Официального статуса он не имеет. Ни в одном таможенном органе не обозначен и в межправительственных документах не зафиксирован. Юридически его как бы нет, а на деле он не только существует, но и ежедневно пропускает через себя сотни человек. В народе его называют «Парусинка».
Когда новая государственная граница по живому разрезала некогда единый организм Ивангород и Нарву, живших по существу одним городом, жители промышленных зон приграничных городов оказались в трудном положении.
Часть ивангородцев на тот момент работала на Нарвской ГЭС и фабрике «Кренгольмская мануфактура», а наровчане – на Ивангородской льноджутовой фабрике, котельном заводе и филиале питерского «Полиграфмаша». По договоренности российских и эстонских пограничников при участии администраций приграничных городов и был открыт этот временный пропускной пункт. Позже ему обещали придать официальный статус.
Однако желанного статуса он так и не дождался и до сих пор представляет собой два необорудованных, неприспособленных для несения службы вагончика, в которых нет не только компьютеров, технических средств для проведения таможенного контроля, рентгеновских аппаратов для проверки ручной клади и досмотровых залов, но даже, извините, туалета. На работу в привычном понимании этого слова граждане сопредельных государств давно уже не ходят, потому как заводы стоят, а ходят на тот и другой берег исключительно с коммерческими целями. Таможенный контроль в оба направления все эти годы проводил один инспектор, которого пешеходы наловчились обманывать. Пока один заливает ему байки, другой в это время протаскивает мимо сумки с товаром, уводя его тем самым от таможенных пошлин. Одного завернут, а трое проскочат
Пока основной переход через мост Дружбы еще не был достаточно оборудован, через него с российской стороны гнали караваны машин с нефтепродуктами, цветным металлом, лесом, в обратную сторону шли подержанные иномарки.
Причем, чтобы избежать таможенных трат, автомашины оформляли на нарвских пьянчужек. Те за 200 «баксов» выправляли бумаги на выезд в Россию на постоянное место жительства, это давало право беспошлинно провозить через границу один автомобиль, а на том берегу речки нанятых «автовладельцев» просто выбрасывали из машин без денег и документов, и они пополняли армию ивангородских бомжей.
Сегодня граница в районе моста оборудована финнами по всем международным правилам, и караваны с контрабандным товаром уже не проходят. Тем не менее она кормит не только таможенников и пограничников.
По официальным данным ее пересекает каждый год около двух с половиной тысяч человек.
По взаимной договоренности право на переход в ту и другую сторону дан тем, кто имеет в сопредельном государстве родственников, могилы родственников или недвижимость. Родственников больше у ивангородцев, а недвижимости у наровчан. Когда в Ивангороде возникла напряженка с водой и они стали спешно разъезжаться, наровчане начали скупать у них по дешевке квартиры и гаражи.
Но ходят туда-сюда, разумеется, не для того, чтобы проведать родственников или проверить запоры в квартирах и гаражах. С российского берега на эстонский провозят бензин, проносят водку, сигареты, колбасу, макароны, крупы. Обратно – трикотаж, детские одеяла. Этим и зарабатывают на жизнь.
Наровчане наловчились покупать товар оптом в Питере или Кингисеппе, затем складируют его в купленных квартирах или гаражах, а уж потом понемногу проносят его на свою сторону.
А граница живет своей жизнью.
Как-то здесь был обнаружен нарушитель. Аккурат под бывшим мостом Дружбы, в трубе, по которой проложены различные коммуникационные кабели. По ней, видимо, и решил он перебраться на другую сторону речки, да застрял, замерз и умер. Ни наркотиков, ни оружия, ни других шпионских принадлежностей при нем обнаружено не было. Лишь украинский паспорт. Зачем бедолаге потребовалось тайком перебираться на эстонский берег, теперь уж никто и не узнает.
…Прощались мы с Иваном в крепости. К ней вела лишь узкая тропинка, которую не каждый и отыщет. Иван провел меня коротким путем. Поднялись по разрушающимся от времени ступенькам на широкую крепостную стену. С того берега на нас, как и 500 с лишним лет назад, смотрел «Длинный Герман». За ним виднелись точно такие же, как в Ивангороде, дома, пейзаж оживлял лишь шпиль ратуши. Вдоль эстонского берега бежал спортсмен.
Я помахал рукой ему, он мне. Между нами со скоростью горной речки неслась из Чудского озера к Балтийскому морю река Нарова.
Александр Калинин
Ивангород, Ленинградская область
Свежие комментарии