Передача «Дифирамб» на «Эхе Москвы» (ведущая — Ксения Ларина). 05.09.2010
***
К. ЛАРИНА — 14 часов 10 минут. Мы начинаем нашу передачу. У микрофона вновь Ксения Ларина, и наконец-то эта встреча состоялась. Потому что каждый раз что-нибудь мешает: то ураган, то смерч, то ещё что-нибудь. Наконец-то я встречаюсь с Натальей Фатеевой, а не кто-нибудь другой. Здравствуйте, Наталья Николаевна, здравствуйте, Наташ.
Н. ФАТЕЕВА — Здравствуйте, дорога Ксения.
К. ЛАРИНА — Итак, Наталья Фатеева, народная артистка России, здесь, в нашей студии. Дорогие друзья, мы в прямом эфире, поэтому у вас есть возможность поговорить с Натальей Фатеевой напрямую, даже без посредников, то есть, без меня. Напомню телефон: 3633659. СМС +79859704545. Есть у меня здесь вопросы, которые пришли на наш сайт до начала программы, вопросов очень много, я обязательно ими воспользуюсь, но для начала простой вопрос: вы хорошо живёте в нашей стране сегодня? Наташ. Вот, вы лично. У вас всего хватает.
Н. ФАТЕЕВА — Вы знаете, если бы не лезли ко мне в окно коррупция Лужкова, если бы я открывала дверь и лезла ко мне в двери коррупция ЖКХ. Замечательно. Если бы я выходила на улицу, опять, не сыпалось с дома. Если бы я слушала радио, не слышала глупостей. Если бы я не чувствовала, что у нас есть насилие, есть ложь, я бы жила прекрасно. Потому что я сама с собой в замечательных отношениях нахожусь. Я в ладу сама с собой. У меня хорошие мои друзья, с которыми я общаюсь. Я выборочно общаюсь, их немного. А так, конечно, я чувствую, что я живу в аду.
К. ЛАРИНА — Почему в аду? Вот, у вас есть прекрасные друзья, вы сами сказали. У вас есть близкие. И вы можете совершенно спокойно от этого всего отстраниться и жить в своём собственном мире, как мы, собственно говоря, и жили долгие годы.
Н. ФАТЕЕВА — Я так и живу.
К. ЛАРИНА — Так.
Н. ФАТЕЕВА — Но они же достают.
К. ЛАРИНА — Достают.
Н. ФАТЕЕВА — Вот в чём проблема.
К. ЛАРИНА — А вы не включайте, не смотрите.
Н. ФАТЕЕВА — Я выключаю, телевизор я не смотрю. Но иногда вечером, когда уже поздно, я стелю постель, я включаю телевизор для шума. И, вот, тут мне обязательно попадётся, когда я переключаю, попадётся моё любимое лицо или я услышу его голос, или ещё кого-то такое… понимаете, это невозможно, ведь я же живу не на необитаемом острове. Я живу в стране, в которой я живу всю свою жизнь, и у меня уже такой опыт, я так много знаю, так много пережито и прочувствовано. Поэтому мне хотелось бы, чтобы я не знала, кто у нас во главе страны, куда деваются наши деньги, потому что у нас нормальный Верховный совет, в котором находятся люди, которые с головой, с совестью, они с нашим бюджетом распределяются, как полагается, а не прячут его неизвестно куда по каким статьям. Я знаю о том, что у нас уже сейчас о стабилизационном фонде даже не вспоминают. А это тоже наши ведь деньги, это наше благополучие. И я бы с удовольствием об этом не думала, но, к сожалению, когда приходишь в магазин, и такие безумные цены, ну, как-то варьируешь, что-то… я не расстраиваюсь, потому что мы уже так много видели и так много натерпелись, меня это не страшит. Но просто мне мешают они жить.
К. ЛАРИНА — Но я ещё раз повторяю свою нехитрую мысль: действительно, многие же живут, стараясь, предпочитая это не замечать, не тратя свою нервную систему на это, понимаете?
Н. ФАТЕЕВА — Я вам хочу один пример привести.
К. ЛАРИНА — Давайте.
Н. ФАТЕЕВА — Вот, я еду в троллейбусе, поскольку я пользуюсь городским транспортом. Жара 36 градусов. Новые троллейбусы, в которых окно открывается наверху на 25 или 30 градусов. Духота невероятная. Наверху открываются ещё вот эти вот верхние какие-то там вентиляционные люки. Все сидят, молчат. Мы подъезжаем как раз к месту, где отмечает кондуктор, и я ведущему говорю – откройте, чтобы воздух был. Он даже не реагирует. Он пошёл, вернулся, и я ему опять говорю – откройте, дышать нечем, он не реагирует. Все молчат. Мы завернули, подъехали к парку культуры. Я выхожу, мне одна из тех, которая молчала, говорит – вы знаете, ну, у него же роста, наверное, не хватает, он не может открыть. Это комплекс жертвы, которая любит своих мучителей. Понимаете? Я этим комплексом не обладаю, я не люблю своих мучителей, я не хочу мучиться.
К. ЛАРИНА — Вы такой всегда были?
Н. ФАТЕЕВА — Да, наверное, всегда. Всегда. Это у меня, наверное…
К. ЛАРИНА — Но это же очень неудобно жить с таким характером.
Н. ФАТЕЕВА — Неудобно, потому что я всё вижу. Это не характер, это я всё вижу.
К. ЛАРИНА — С таким зрением неудобно жить.
Н. ФАТЕЕВА — Да, у меня очень хорошее зрение и хорошая память, к сожалению. Ну, ничего, потом забывается всё это, появляется что-то новое.
К. ЛАРИНА — А у вас были такие эпизоды вашей жизни в советское время, когда вы действительно проявляли характер и вставали на защиту несправедливо, там, обиженного обойдённого человека, или, вот, такие бойцовские качества проявлялись?
Н. ФАТЕЕВА — Вы знаете, я сейчас не могу конкретно вспомнить, но я знаю, что это было всегда. Я всегда защищаю животных, я даже применяю ненормативную лексику, когда я вступаю в борьбу с людьми, которые их обижают. У меня это, наверное, от природы, и, наверное, ну, не знаю, я в классе была лидером и я научилась… Хотя у нас школа была потрясающая, я была в женской школе, и, конечно же, я не любила школу, я всегда мечтала, чтобы я подходила к школе, и она горела, чтобы горели все мои отметки, тройки, там, всякие, те вещи, которые меня не устраивали. И у нас были такие замечательные девочки, и я мечтала закончить школу, я считала, сколько лет надо ещё терпеть. Когда прошло много лет, я вспоминаю, что школа наша была уникальной, потому что у нас было 30 с чем-то человек. За 10 лет не было предательства, зависти, доносов, была такая поддержка, потом, у нас были такие блистательные педагоги, которые закончили университеты ещё до революции, поэтому они были такого духа люди, такой культуры.
К. ЛАРИНА — Достоинства внутреннего.
Н. ФАТЕЕВА — Понимаете, что это осталось… во мне осталось, осталось во всех тех, с которыми я училась. Вот, моя близкая самая подруга — это моя соученица, она сейчас живёт в Германии, и у нас с ней контакт на всю жизнь.
К. ЛАРИНА — Скажите, пожалуйста, а когда вы почувствовали, что что-то не то в нашей стране. Я имею в виду сейчас не сегодняшний день, а то советское время. Ведь тогда же был очень жёсткий прессинг идеологический, и никакого Интернета, никакой информации не получали ни мы, ни наши родители, и понимаешь, что можно жить только так, как живём мы. Это считается эталоном.
Н. ФАТЕЕВА — Я жила в провинции, я жила в Харькове. И, к счастью, там нас никто не давил. В нашей школе не было вот этой вот пропаганды. Не было. У нас много было педагогов евреев, они очень хорошо знали, что такое советская власть, и они как-то так нас оберегали, и кроме портрета, вот, этой картины «Утро нашей Родины», где Сталин стоял, она небольшого размера была, у нас ничего не было. Нас никто не натаскивал. Ну, были какие-то иногда… вот эти вот стихи мы читали по очереди о Сталине, там, ещё что-то. Но на этом всё кончалось. А, вот, когда я поступила в институт, Харьковский театральный институт, там уже была полицейская такая атмосфера. Но с детства я никак не могла понять, что мы знаем только то, что было после 17-го года. Я у мамы спрашивала – а что, до 17-го года люди здесь не жили, и я не могла понять, кого победили в очередной раз блок коммунистов и беспартийных, я никак не могла понять, и так я не могла понять, почему мы должны жить ради грядущих поколений, а мы что, не должны жить. Вот, эти вопросы, я с детства уже на них обратила внимание. Но постепенно всё это, понимаете, у нас настолько была такая жизнь, уже устоявшаяся, советская, да, что мы другой жизни не знали, поэтому уже по мере того, что ты из себя представляешь, ты и как-то или впитываешь, или отвергаешь это всё. Но основное, конечно, прозрение произошло, когда я снималась в картине «Случай на шахте восемь», и мы уехали снимать картину в Инту, это было то место, где сидели политзаключенные, и наши авторы, Фрид и Дунский – они были как раз.
К. ЛАРИНА — Оттуда.
Н. ФАТЕЕВА — Да, лагерниками. Они просидели там 10 лет. И, вот, там я встретилась с людьми, с которыми невозможно было встретиться в нашем мире, в московском. Потому что они были уже на поселении. Там, например, был разведчик, который просидел всю войну в логове немецком, и когда он вернулся, то он уже хотел закончить, больше не хотел этим заниматься, потому что это было страшное напряжение, у него осталась одна мать. Ему сказали – ты должен опять ехать, он сказал – нет, я не могу. У тебя есть выбор: или ты едешь, или мы принимаем решение. Его в лагерь. Потом, там была семья, которую выкрали из Маньчжурии, всю семью, потому что они принадлежали к определённому кругу, они там тоже сидели. Там сидели наши математики, там сидел наш… который был первым… наш сценарист, который был первым… рассказывал о кино.
К. ЛАРИНА — Каплер.
Н. ФАТЕЕВА — Каплер. Он сидел и крутил лебёдку, нам показали эту лебёдку. Там сидели и заключенные, как вы знаете, заключенные были и политические, и которые совершали какие-то проступки, и, вот, наши Фрид и Дунский – они и выжили благодаря тому, что они были очень образованные люди, с фантазией, и они рассказывали своим вот этим вот криминальным соседям… рассказывали им всякие сюжеты, те очень любили слушать, они их подкармливали, и, вот, это, я после этого всё, конечно, постепенно началось. Ну, и потом у меня обострённое чувство несправедливости. Я очень трудно выношу несправедливые поступки и несправедливую жизнь.
К. ЛАРИНА — Это как-то сказалось на вашей карьере?
Н. ФАТЕЕВА — Практически нет. Практически нет, потому что…
К. ЛАРИНА — Или кто-то защищал?
Н. ФАТЕЕВА — Нет, никто не защищал. Господь Бог, наверное, защищал, и моя какая-то интуиция меня защищала. Меня никто не соблазнял, мне никто ничего не предлагал что-то за это, ничего этого не было.
К. ЛАРИНА — Не вербовали никогда?
Н. ФАТЕЕВА — Никто абсолютно, меня не вербовали, этого ничего не было. Просто видимо они чувствовали, что ко мне не нужно с этим обращаться. Вот, что-то такое, у меня какая-то внутренняя дистанция существовала против вот таких, наверное, позывов по отношении к людям.
К. ЛАРИНА — А за границу выпускали?
Н. ФАТЕЕВА — Да, конечно, но это были такие унижения невероятные. Ведь нас же проводили через райкомы, обкомы, это можно написать целую повесть об этом. Мне хочется даже…
К. ЛАРИНА — А когда вы впервые выехали? Вы помните свои первые впечатления?
Н. ФАТЕЕВА — Я впервые выехала в Болгарию в 62-ом году. И с тех пор я постоянно, постоянно выезжала, но так как я человек наблюдательный, то я не просто получала удовольствие от того, что я за границей. Я всё видела. Я видела, как весь мир напичкан нашим оружием, я видела, что благодаря нам загорелась юго-восточная Азия, Африка, Латинская Америка, Куба, и всё прочее, потому что это везде было наше оружие, это наше благосостояние было вложено в эти вот чудовищные дела, потом посписывали эти долги, а нам говорили, что мы должны подтягивать наши пояски. Поэтому всё время наш народ находится… его всё время обкрадывают. Качество жизни наших людей благодаря тому, что у власти находятся люди безответственные, не любящие свою страну, временщики, ненавидящие свой народ, не чувствующие перед ними никакой ответственности, не просвещающие этот народ — вот, это всё обидно и противно.
К. ЛАРИНА — А наш взгляд, вот, может быть, так спросить… В течение всей жизни вашей был ли период в России наиболее благоприятный для жизни человека?
Н. ФАТЕЕВА — Он был очень короткий. 90-е годы.
К. ЛАРИНА — Лихие 90-е проклятые?
Н. ФАТЕЕВА — Да нет, это всё вранье, я называю это путинской пропагандой, это они, его политтехнологи для того, чтобы людям дурить головы, для того, чтобы они совершенно запутались в происходящих событиях, неправда, что вы. Тогда в Россию стремились… вы помните, сколько журналистов приехало, сколько сюда приехало людей, говорили – в России так интересно.
К. ЛАРИНА — А сколько возвращались, кстати, наших эмигрантов.
Н. ФАТЕЕВА — Какая замечательная страна. Ведь мы же были замечательной страной. Я помню, мы сидели перед выборами, и Егор Тимурович, был Анатолий Борисович Чухрай.
К. ЛАРИНА — Чубайс.
Н. ФАТЕЕВА — Чубайс. Затем был Гриша Горин, Окуджава, и была очень нервная такая обстановка, потому что это было, помните, когда Лебедь, какие-то очень сложные моменты. И я Егора Тимуровича спросила – Егор Тимурович, а если вот так? Он говорит – не волнуйтесь, у нас будет замечательная страна.
К. ЛАРИНА — Возвращаясь к началу нашего разговора, вы очень точно подметили так называемый Стокгольмский синдром, когда жертва боготворит своего мучителя, своего палача. Чем вы это объясняете? Это, опять же, какой-то уже исторически сложившийся менталитет, или чем-то ещё это можно объяснить?
Н. ФАТЕЕВА — Нет, только советское время.
К. ЛАРИНА — Именно советское время?
Н. ФАТЕЕВА — Советское время, потому что оно было наполнено лагерями, дефицитом, когда люди были доведены до такого состояния, что они всё время в поисках необходимости выжить. Ведь вспомните, как люди бегали с авоськами, полными этими самым… апельсином. Как люди ездили за колбасой, эти колбасные электрички. Люди не говорили даже о продуктах питания, ведь тогда говорили, как сказать, подобострастно. Никто не говорил – дайте мне морковку, или я хочу купить капусту, а капусточку можно, а сколько стоит селёдочка, а вы чего? Понимаете, это, вот, всё вот это общее состояние, оно ставило людей для того, чтобы как-то получить какой-то, ну, какую-то благоприятную… что-то такое… преференцию, и они обязательно унижались, унижались, поэтому они вынуждены были делать вид, что они очень уважительно относятся к этим тёткам, которые стояли за прилавком в бриллиантах, в норковых шапках продавали капусту, морковку, картошку, я это не забуду никогда. У меня очень хорошая память, и мне очень дорого это всё осталось, потому что в то время мои дети были маленькие, и мне приходилось очень напрягаться.
К. ЛАРИНА — И что, и в очередях стояли?
Н. ФАТЕЕВА — В очередях я не стояла, потому что я была известная актриса, я заходила с чёрного хода.
К. ЛАРИНА — Так что пользовались?
Н. ФАТЕЕВА — Конечно, конечно, вы что, я не настолько глупа.
К. ЛАРИНА — Мы обязательно поговорим про сегодняшний день, тем более, что все вопросы, которые пришли в адрес нашей сегодняшней гостьи – они все так или иначе связаны с текущим моментом, мы обязательно про это поговорим. У меня к вам вопрос перед новостями простой: почему вы книгу не напишете?
Н. ФАТЕЕВА — Вы знаете, я…
К. ЛАРИНА — У вас же есть, что сказать.
Н. ФАТЕЕВА — Я не писатель, я читатель. И я не могу написать так, как я говорю. Я так могу много рассказать, потому что я даже иногда думаю, вообще, о моей жизни если написать, ведь я вам рассказываю маленький крохотулечный кусочек, можно создать просто историю женщины в советское время, потому что я ведь не просто была женщина, как они говорили – вы же простая советская женщина. Я же всё-таки была актриса, и у меня были какие-то привилегии людей по отношению ко мне. И можно было бы, конечно, но я не могу это сделать, мне терпения не хватит, я вообще не умею писать, я не понимаю ничего в компьютере, я могу только расписываться, когда получаю зарплату, поэтому для меня это большая проблема.
К. ЛАРИНА — Жалко, потому что все же пишут.
Н. ФАТЕЕВА — Ну, пишут, ну, это…
К. ЛАРИНА — Пишут не то, а, вот, вы бы написали.
Н. ФАТЕЕВА — Вы знаете что, если я доживу, что изменится ситуация в нашей стране. Если я доживу. Потому что надо осмыслить очень много, не просто рассказать, я пришла сниматься в кино, видела того-то, того-то, ведь надо осмыслить это время, ведь я же помню первый день войны, я помню жизнь с первого дня войны. Это очень большой призыв времени, в котором я живу. Вот, вы сегодня вели передачу о гордости. Вы знаете, я считаю, что, вообще, гордыня, это не я считаю, это большой грех, и нужно не воспитывать, а людей надо учить, что такое честь, совесть, достоинство, а гордыня… я горжусь чем-то, ну и что, меня распирает или что? Что от этого происходит? Как я качественно, как моя душа, как мой интеллект, мои мысли, мои поступки соотносятся с этой гордыней? Я считаю, что это, вот, то, что нам в голову всё время говорят – патриоты, гордыня, это всё абстрактное, не имеющее отношения к конкретному человеку, к его душе. Потому что нужно обращаться к каждому, именно к его сути. Тогда, наверное, и люди будут по-другому относиться к жизни, и будут требовать что-то. Они ничего не требуют. Мы гордимся, мы патриоты, а что это такое, я не знаю.
К. ЛАРИНА — Ну, и про это тоже поговорим. Наталья Фатеева у нас в гостях. У нас сейчас новости, а потом продолжим наш разговор.
НОВОСТИ
К. ЛАРИНА — Наталья Фатеева в нашей студии, поговорим про творчество обязательно, Наталья Николаевна, обязательно. Но здесь столько вопросов, я бы даже хотела, чтобы вы понимали, как вас народ воспринимает. Я думаю, что вы и так знаете. Помимо того ,что в ваши окна лезет всякая дрянь, есть на свете и приличные люди. Вот, смотрите: «Человек, который может выражать свою точку зрения, противоположную точке зрения властей, для меня всегда является личностью, обладающей сильными чертами характера, в том числе, и смелостью. Выход ваш на площадь 31 августа меня лично потряс, — пишет студент из России, — Неужели так накипело, что вы, красивейшая женщина, не побоялись придти в эту милицейскую молотильню?».
Н. ФАТЕЕВА — Вы знаете, не побоялась, не побоялась, а просто даже… я просто летела, потому что, вот, так накопилось много всего, особенно в последние месяцы и последние дни. Достаточно того, что мы пережили вот эти вот удушающие пожары, которые, я говорю, можно было предотвратить, если бы они отвечали перед нами, если бы они были сменяемой властью, а не сидели пожизненно и навсегда. Затем ушли из жизни в это время люди, дорогие мне: замечательный художник Антон Куманьков, которому было всего лишь 56 лет, в самые тяжёлые вот эти 8-9-ое, вот эти самые страшные дни, у него был инфаркт. Ушла из жизни женщина пожилая, которая обладала здоровьем, мама моих тоже друзей, у неё тоже случился инфаркт, а мы знаем по статистике, что всего два раза… значит, мы потеряли в 2 раза больше количество людей, которые могли бы жить и жить. Это первое. Второе, я находилась дома, естественно, и периодически включала телевизор, я видела этого пожарника всенародного, я видела этого всенародного лучшего водителя наших автомобилей, этого мачете в белом всё время, я слышала его интервью, я была в негодовании от всего от этого, потому что я поняла, что человек совершенно не контролирует себя и не хочет контролировать. Мы для него мухи, которых можно прибивать как угодно и где угодно, вот, и я поняла, что наши люди не хотят даже задуматься на секунду – как это так, мы живём в стране, где записана конституция, у нас для чего существуют гаранты, что это за гаранты такие, что они нам гарантируют? Зачем вообще они нам нужны? Я этого не могу понять. Если у нас не соблюдает власть конституцию, значит что? Она осуществила государственный переворот. Я так считаю. У нас уже не наше государство и не наша конституция. Поэтому я в негодовании, я поняла, что я должна быть там, это был мой личный протест. Я, конечно, обладаю не таким здоровьем, чтобы меня терзали, как они терзали, вот, брали, видела по Максимовской, я видела, как они Яшина тащили, знаете, как будто его хотят четвертовать в разные стороны, ведь они настолько там эту самую площадь, они её, во-первых, захватили, во-вторых, они её разбили на секторы, и там пройти невозможно, и, вообще, митинг не мог состояться, потому что люди были разъединены. Одни стояли в саду Театра Моссовета, другие, прижавшись к стене, стояли у Зала Чайковского, а я подошла, как мы договорились, к этому самому… к «Пекину», и там стоял Боря Немцов, стояли парламентарии, стояли журналисты, которые брали интервью, а потом как-то… какие-то ходили в чёрном… ходили – вы мешаете, проходите. Я, конечно, на них налетала, огрызалась, и когда я шла туда, я тоже… потому что, знаете…
К. ЛАРИНА — То есть, вы вступали с ними в контакт?
Н. ФАТЕЕВА — Я вступала, я когда шла туда, стояли эти… Ведь наша армия, посмотрите на наших солдат – замученные, несчастные мальчики деревенские, которых других не возьмёшь, все откупились. Эти стоят откормленные здоровые мужики стоят, понимаете, и в то время, когда было 140 долларов за баррель, они сделали себе армию внутреннюю защищаться от нас. Это же оккупанты, которые защищают их от нас.
К. ЛАРИНА — Меня поразила там экипировка, они все эти робокопы.
Н. ФАТЕЕВА — Да, потом, они здоровые, накачанные, а милиция там не та, которая по улицам ходит толстобрюхая такая, толстомордая. Там такие подтянутые здоровые мужики, и среди них есть маленькие такие, знаете, как я их называю, гранатами. Потому что когда Боря быстро пошёл туда вперёд вместе с журналистами, я как-то немножечко замешкалась, и, значит, немножечко поотстала, поотстала. И я пока подходила, я видела – стояло какое-то небольшое количество людей, и вдруг я увидела, как там какая-то каша началась внутри. Вот, эти вот коротышки накачанные в таких шлемах круглых, у них какая-то одежда специальная. Они внутрь вгрызаются, знаете, туда, как какие-то… инфекция какая-то, как какие-то гады какие-то.
К. ЛАРИНА — Черви.
Н. ФАТЕЕВА — Да, да, черви. Они хватали людей и вытаскивали оттуда, они вытаскивали от зала Чайковского, они сами… но люди их не трогали, люди даже ни одного слова не произнесли, и потом они нас, значит, они вот так вот выдавили нас, они хватаются друг за друга вот так вот плечо к плечу – сильные, здоровые, страшные, но у меня страха ни секунды не было – я их не боюсь, я вообще эту власть не боюсь, я не знаю, почему. Я её просто презираю. Вот, и они потом нас обошли и начали нас выталкивать в подзёмный переход. Причём, они идут, знаете, как танки. Они идут. Если ты упадёшь, ты не встанешь. Они тебя затопчут. И мы потом поднялись наверх, и я с двумя женщинами, нас всех раскидали, они не дали возможности нам нигде соединиться. И я так обошла, дошла до следующего подземного перехода, вот, спустилась, и иду… а на Тверской какие стояли машины. Огромные, с огромными колёсами, окна в этих самых – в решётках, и стояли эти здоровые мужланы, внутренние войска. Понимаете, и я подумала – боже мой, неужели эти люди в обычный день ходят среди нас? Наверное, нет. Они же бросают московский ОМОН во Владивосток, из Твери в Москву, потому что не могу поверить, что эти люди могут ходить среди нас, а потом с такой стоять… и так кидаться на людей и разрывать людей на части. Нет, вы знаете, у меня было такое отвращение, и я даже подумала – я никогда к этой площади больше не подойду, потому что у меня было… вы знаете, мне было так нехорошо, так нехорошо, потому что мне показалось, что я нахожусь, но мне и сейчас кажется, что я нахожусь в оккупации, а вот эти люди – оккупанты. Понимаете? Они не люди, они натасканные на что-то такое.
К. ЛАРИНА — Это не те, которые могут встать на вашу сторону, потому что, как в 91-ом году, помните, там тоже были войска на улицах, и танки были, и там были совсем другие лица.
Н. ФАТЕЕВА — Думаю, что нет. Сейчас людей так разложили, и эта пропаганда, Путин так хитро, он так многих, значит, там, у него и РНЕ, и фашисты, и «Наши», и Молодая гвардия, и это он всем такие манки, чтобы они все были его электоратом, и он всё время ими манипулирует, вот, как… кого бросили на тех, кто этот… Химкинский лес? Кого бросили? Тех, кто у них тоже находится в резерве. У них очень много резервов, мерзавцев. Очень много.
К. ЛАРИНА — Скажите, Наташ, я не могу вам этого вопроса не задать. Тем более, что вы на него отвечаете, когда вы даёте интервью. Я посмотрела, этот вопрос, естественно, задают и, в частности, наши слушатели. Ведь вы в своё время были очарованы этим человеком?
Н. ФАТЕЕВА — Я не была очарована. Я не очарована, но я… вы знаете, ведь мы же жили во время надежд. И нам казалось…
К. ЛАРИНА — А вы с ним разговаривали, вы его видели?
Н. ФАТЕЕВА — Конечно, я же у него дважды была доверенным лицом. Я с ним разговаривала, он ко мне подходил.
К. ЛАРИНА — И что?
Н. ФАТЕЕВА — Я даже когда-то… помню, ему говорила – вы знаете, вот, я на вас смотрю и говорю – мне кажется, что у вас есть качества такие, чтобы быть хорошим Президентом. Как-то я верила в то, что мы не можем опуститься до феодализма.
К. ЛАРИНА — Не было никаких у вас подозрений?
Н. ФАТЕЕВА — Нет, нет. А то, что происходит, мы не можем не коснуться Ходорковского. Это же вообще инквизиция.
К. ЛАРИНА — Вы там тоже побывали?
Н. ФАТЕЕВА — Я в течение года, я хочу, что на этой недели такие события были всякие неблагоприятные, я хожу периодически. Я познакомилась и с Ходорковским, и Лебедевым, через вот этот…
К. ЛАРИНА — Стекло.
Н. ФАТЕЕВА — Стеклянный аквариум, и я прониклась к большой симпатией и любовью к этим людям. Они прошли такой путь. Они так много совершили всего, и этот наш великий лидер, он же всё время их сравнивает с какими-то преступниками, ещё что-то, не знаю, те обвинения, которые предъявляет вот этот Лахтин, я его называю шакалом со стеклянными глазами, это же всё разбивается всё, когда приходят люди, которые просто рассказывают, как работает нефтяная компания. Они, по-моему, даже не считали нужным познакомиться, они просто нахватали документов, это же всё несостоятельно.
К. ЛАРИНА — Какие у вас, вообще, впечатления, вот, такие стилистические, скажем так, от этого процесса? Потому что вы же наблюдаете за этим со стороны.
Н. ФАТЕЕВА — Это возмутительно.
К. ЛАРИНА — Какая там атмосфера царит, какими они интонациями разговаривают?
Н. ФАТЕЕВА — Приходят туда потрясающие люди, и я иногда ухожу оттуда с такой замечательной энергетикой, как будто я побывала где-то среди замечательных людей, вот, среди вот этого античеловеческого места, понимаете? И я даже не знаю, как они будут выкручиваться, потому что все обвинения – они все разбиты, абсолютно все. Приходят люди компетентные. Я была, когда Геращенко был свидетелем, и он Лахтину сказал – что вы врёте, ещё полковник! Геращенко замечательно их размазал хорошо. Что об этом подробно рассказывать… всё подробно, как потрясающе рассказывал Михаил Борисович, а сейчас потом Леонидович рассказывает все тонкости, вот, своей работы, своего дела, это всё сфабриковано, они… мало того, что они обокрали, украли, захватили все… ЮКОС, самую лучшую компанию, которая столько сделала не только для своей отрасли, а сколько сделала побочно, сколько она сделала добра людям, сколько там структур было для того, чтобы люди нормально жили. Всё же уничтожено. Это же сидит пожизненно в заключении Алексей Пичугин, отец троих детей, как будто он убил родителей двух детей, и только потому, что он был крёстным одного из этих людей, я читала это дело. Какая-то мерзкая, безжалостная, негодяйская власть, негодяйская
К. ЛАРИНА — Возвращаясь всё-таки к этому персонажу, мы не можем… тем более, вы с ним как Колесников, «я Путина видела» — вы его практически знаете. Это что, человек изменился, или, может быть, вы не заметили чего-то в своё время? Как вы сами себе объясните этот феномен?
Н. ФАТЕЕВА — А вы что, не помните. как он шёл по дорожке, когда он ещё только собирался быть Президентом, когда на инаугурации, он шёл с дрожащими руками и ногами, и он сказал, что он призван на работу, что он на работе, что он на работе. Вообще, сейчас, посмотрите – пахан. Сам он разговаривал по поводу электростанции, там, как его фамилия забыла сейчас, ну, сидит, так смотрит с таким, знаете, ну, говори, говори, я тебя послушаю, говори, знаете, с такой… Человек потерял совесть, потерял совесть, по-моему, навсегда. И, вот, страна с ним теряет совесть и честь, и достоинство. Ведь как опущенные люди. Худшее качество, худшее качество, худшее качество. Ведь всё опущено на уровни сортира и вот этих вот всяких канализационных дел. Ну, что это такое?
К. ЛАРИНА — У меня к вам ещё один вопрос. Потому я бы хотела всё-таки несколько звонков включить, поскольку обещала людям. Как вы думаете, почему так мало ваших коллег участвует в общественной жизни страны? Это что – страх или равнодушие? Вот, чем вы это объясните?
Н. ФАТЕЕВА — Мне трудно сказать, потому что мне рассказал один режиссёр, которого я очень уважаю. У нас есть за городом дома, где они живут. Я сказала – никто друг с другом не общается, никто, все заперлись, заборы все, все стараются угодить Михалкову, который присосался к Путину, который, там, деньги и который… все хотят очень хорошо жить, понимаете, потому что вдруг в стране появилась возможность потрясающе устроиться.
К. ЛАРИНА — То есть, есть, что терять?
Н. ФАТЕЕВА — Да, понимаете, потрясающе устроиться. Смотрите, говорят, что Путин тем людям, которые привели к власти, которые его поддерживают, 50000 человек, вот эта пирамида, проткнутая вертикалью, он им сделал шикарную жизнь. А мы, все остальные?
К. ЛАРИНА — Сказано – стуча копытами, удалиться в сторону моря. Неплохие перспективы. Наш телефон 3633659. Пожалуйста, ваши вопросы Наталье Фатеевой. Она здесь в эфире «Эхо Москвы». Пожалуйста. Алло, здравствуйте, алло, алло.
СЛУШАТЕЛЬ — Алло, здравствуйте.
К. ЛАРИНА — Здравствуйте.
СЛУШАТЕЛЬ — Меня зовут Андрей, я из Санкт-Петербурга.
К. ЛАРИНА — Да, Андрей.
СЛУШАТЕЛЬ — У меня такой вопрос: является ли для вас априори человек, который голосует и любит Путина, плохим человеком, недалёким. Спасибо.
Н. ФАТЕЕВА — Я даже на эту тему не думаю.
К. ЛАРИНА — То есть, готовы ли вы принять логику людей, которые не разделяют ваших взглядов?
Н. ФАТЕЕВА — Вы знаете, я их исключаю из своего внимания.
К. ЛАРИНА — То есть, вам эти люди не интересны?
Н. ФАТЕЕВА — Мне абсолютно безразличны. Многие, которые были за Путина, сейчас уже нет. Это я просто из тех людей, которых я знаю, которые по доброте душевной, как мы поначалу…
К. ЛАРИНА — По наивности.
Н. ФАТЕЕВА — Да.
К. ЛАРИНА — Алло, здравствуйте. Алло.
СЛУШАТЕЛЬ — Алло, здравствуйте.
К. ЛАРИНА — Здравствуйте.
СЛУШАТЕЛЬ — Максим, 28 лет, Москва.
К. ЛАРИНА — Да, Максим.
СЛУШАТЕЛЬ — Вы знаете, я, вот, хотел подтвердить последние слова вашей гостьи. Я в 2003 году, выпускаясь из военного вуза с золотой медалью, был на приёме в Кремле у Путина, и когда он подошёл к нашему столу, и, знаете, у меня было желание стране, которой руководит этот человек. Но, прослужив определённое время во внутренних войсках, о которых вы говорили, я уволился и бежал просто из этой армии. Я хотел бы сказать молодёжи, молодым офицерам — задумайтесь, вот, задумайтесь, на что вас бросают.
К. ЛАРИНА — Максим.
СЛУШАТЕЛЬ — Да.
К. ЛАРИНА — А почему это произошло с вами?
СЛУШАТЕЛЬ — Вы знаете, наверное, стал мыслить, думать, анализировать.
Н. ФАТЕЕВА — Анализировать, скорее всего.
СЛУШАТЕЛЬ — Скорее всего, анализировать. Я понял – нас использовали, просто использовали. Причём я служил в центральном аппарате внутренних войск. Вы знаете, ну, это просто те фекальные канализационные слова, которые говорила Наталья, вот, что там происходит, понимаете? А было время в 2003 году, когда я за Владимира Владимировича, за страну, знаете, мурашки по коже, и всё такое. И кричал «ура», и «Президенту слава» мы кричали. Не помню, что там было в Кремле. Но я бы свою медаль вместе с погонами, наверное, подарил бы ему обратно.
К. ЛАРИНА — Скажите, пожалуйста, а ваши коллеги… вы там один такой был…
СЛУШАТЕЛЬ — Вы знаете, нас выпустилось 100 человек в 2003 году, я не буду называть вуз.
К. ЛАРИНА – Не надо.
СЛУШАТЕЛЬ — Осталось в армии служить около семи. 7 человек, вы представляете, 93 человека уволились, бросили армию, это очень большой процент. А представляете, какие деньги затрачены на наше обучение?
К. ЛАРИНА — Спасибо большое.
СЛУШАТЕЛЬ — Пожалуйста.
К. ЛАРИНА — Да, спасибо Максиму, молодец. Очень важное свидетельство, и, конечно, цифры потрясающие. Это люди самостоятельно сделали свой выбор. Да, давайте дальше пойдёмте. Алло, здравствуйте. Алло, алло.
СЛУШАТЕЛЬ — Алло, здравствуйте.
К. ЛАРИНА — Да, здравствуйте.
СЛУШАТЕЛЬ — Елена, Санкт-Петербург.
К. ЛАРИНА — Да.
СЛУШАТЕЛЬ — Вопроса у меня нет. Я абсолютно согласна со всем тем, что говорила Наталья Фатеева, и я поражена, потрясена. Не только замечательная актриса, она очень хороший, хороший человек. Я абсолютно с ней согласна, но, опять же, к сожалению.
К. ЛАРИНА — Что к сожалению?
СЛУШАТЕЛЬ — Что я с ней согласна. Потому что очень плохо, что действительно всё так и есть, как она говорит. Я тоже ходила на митинг, на марши несогласных, я уже немолодой уже человек далеко. И, вот, я так же, как она, не молчу, когда надо… когда все стоят и молчат, я обязательно голос подаю. На меня смотрят, как на идиотку. Ну, ещё раз хочу сказать, что я просто потрясена вот этим человеком. Натальей Фатеевой.
Н. ФАТЕЕВА — Спасибо.
К. ЛАРИНА — Спасибо.
СЛУШАТЕЛЬ — И мои самые-самые лучшие пожелания – здоровья и жить, несмотря на всё это безобразие.
К. ЛАРИНА — Спасибо большое. Спасибо. Наташ, а хватает времени на профессиональную-то деятельность?
Н. ФАТЕЕВА — Вы знаете, что сейчас…
К. ЛАРИНА — Это же тоже всё опустошает очень сильно.
Н. ФАТЕЕВА — Нет, это не опустошает, потому что я этим не живу. Это меня касается, но я этим не живу. Сейчас, к сожалению, ничего такого нет, но, вот, я хотела бы просто зрителям сказать, что у меня были последние годы, уже прошло, наверное, какое-то… может быть, лет 6, а может быть, и 4. У меня была потрясающая театральная работа с режиссёром Агеевым по пьесе Маргарет Дюрас «Любовь к английской мяте», независимый театральный проект Эльшана Мамедова. Это была блистательная пьеса. Это было такое наслаждение, и Володя Агеев – замечательный ученик Василия Анатольева, я получила… я просто прошла такой путь с этой пьесой и с этими замечательными людьми, что я счастлива, что у меня это было. И, конечно же, я играла очень хорошую роль в картине «Королёв» была непридуманная история, но у меня очень большие претензии к режиссёру, которые в процессе монтажа драматургию моей роли просто размазал и основную сцену он плохо снял, немонтажно, неинтересно, он практически качество моей работы, мною сделанной, моим сердцем, моей душой, моими бессонными ночами, моими нервами, я впервые с таким встречалась, с таким вариантом, потому что обычно режиссёр максимально всё, да, чтобы всё предоставить, чтобы это прозвучало… нет, я даже не могу понять, что это такое. Что за сокращение, что это за монтаж в то время, когда рядом ненужные какие-то вещи, длинные, скучные, ничего не говорящие. А сейчас я, конечно, не имею тех сил, которые у меня были раньше, но творческий потенциал – он у меня тоже, он не исчез.
К. ЛАРИНА — Да это уж мы видим, да.
Н. ФАТЕЕВА — Да.
К. ЛАРИНА — Блестящая форма.
Н. ФАТЕЕВА — Если что-нибудь мне предоставится несмотря на то ,что очень трудная, конечно, бытовая жизнь. Приходится всё делать самой, и всё это успевать и тащить, и готовить, и убирать. Это, к сожалению, тяжёлая жизнь параллельно, но я как-то успеваю, когда что-то появляется интересное. Так я бываю на интересных мероприятиях, встречаюсь со своими коллегами, сейчас я поеду на «Амурскую осень», я люблю этот фестиваль.
К. ЛАРИНА — А, вот, кстати, насчёт жизни творческой в принципе в России. На ваш взгляд, сегодня кинематограф российский и театр российский – он соответствует атмосфере, которая царит в стране или пока ещё не чувствует этого ничего?
Н. ФАТЕЕВА — Мне кажется… я в театре давно не была. Мне кажется, театр не сдаётся. Мне так кажется. Вы лучше меня это знаете.
К. ЛАРИНА — Нет, нет, нет. Безусловно, я повторю эту мысль, что самое свободное пространство сегодня для театра.
Н. ФАТЕЕВА – Да, да, да. А кино, поскольку там деньги, качество… очень много дилетантства, очень много. Вообще, страна дилетантов, у нас такая жизнь была, что она не давала нам возможности погружаться в свою жизнь, отдавать своей профессии. То марксизм-ленинизм, то колбаса, то молоко, то очереди, то ещё что-то такое, понимаете? Поэтому я плохой знаток российского кино, я только смотрю его на фестивале, потому что в мире так много интересного, помимо российского кино. Я имею в виду – в кино. Вот, я посмотрела позавчера Родригеса, потрясающую картину.
К. ЛАРИНА — А вы член союза кинематографистов?
Н. ФАТЕЕВА — Я член союза кинематографистов.
К. ЛАРИНА — И что?
Н. ФАТЕЕВА — Ну, вы же знаете эту историю? Я же…
К. ЛАРИНА — В суд подавали?
Н. ФАТЕЕВА — Ну, мы подали, но поскольку всем абсолютно безразлично…
К. ЛАРИНА — На Михалкова…
Н. ФАТЕЕВА — Безразлично. А, потом, у нас суд такой же, у нас нет суда. У нас они свои дела делают какие-то. Ну, страна без чести, без совести, опять повторяю.
К. ЛАРИНА — А сейчас у нас альтернативный союз ведь создаётся, киносоюз.
Н. ФАТЕЕВА — Вы знаете что. Я вообще… меня спросили – вас волнует судьба Союза кинематографистов? Я сказала – нет, меня волнует судьба Ходорковского, а судьба Союза кинематографистов меня уже не волнует. Я уже вышла из этого состояния. Я уже там так много протрудилась, и я могу без него обходиться, но я автоматически считаюсь там… ведь это же рудиментарный, как я сказала на суде однажды, рудиментарный орган тоталитарной системы. Было очень много замечательных людей в советское время. И Иван Александрович Пырьев сделал великое дело, что он сделал это, потому что у нас не было возможности нигде сотрудничать друг с другом, понимаете, быть людьми, а там это всё было. Какой был замечательный Кулиджанов, какой необыкновенный Иван Александрович Пырьев, это ведь замечательные, достойнейшие… Караганов… достойнейшие люди и приходили туда, как к себе домой. Это были наши друзья, а сейчас что? Не продолжаю, ставлю три точки.
К. ЛАРИНА — Я очень рада, что всё-таки мы с вами поговорили, я рада, что есть Фатеева, я рада, что есть Ахеджакова, я рада, что есть Шевчук, что есть Лёша Девоченко в Санкт-Петербурга, что есть Олег Валерьянович Басилашвили, кого я ещё забыла, давайте мы назовём тех людей, или, может быть, простите, если я кого-то забыла из тех, кто умеет совместить занятие творчеством с занятием человечеством. Это очень важно, потому что одно от другого неотделимо, вы же это прекрасно понимаете и знаете лучше, чем я. У меня ещё один к вам вопрос последний, наверное, совсем. Всё-таки тоже не могу обойти эту тему, эту памятную встречу Владимира Путина с деятелями культуры. Естественно, вам задаю вопрос – а вы на себя эту ситуацию проецировали, вот, если бы вы там оказались, вы бы как поступили?
Н. ФАТЕЕВА — Я бы спросила то, что считаю нужным. Я бы не сидела, не молчала.
К. ЛАРИНА — Ну, вот, там Андрей Макаревич как раз задал вопрос, которым мы занимаетесь, в том числе. Я имею в виду – защита животных, поднял этот вопрос.
Н. ФАТЕЕВА — Молодец.
К. ЛАРИНА — Ну.
Н. ФАТЕЕВА — Ну, вы знаете, он уже настолько опытный политикан, он нас всех обыграет в таких делах, потому что он хитёр, потом, он нечестный человек. У него всё такими какими-то закручены всякими делами.
К. ЛАРИНА — То есть, переговоры бесполезны, вы считаете?
Н. ФАТЕЕВА — Я абсолютно не доверяю ни внутренней, ни внешней политике, которую проводит его команда. Ни захват чужих территорий, ни захват нашего бюджета, ни превращение верховной, этой самой, Думы, в свой карманный орган. Вы знаете, это так очевидно и такая пошлость, это же пошло, это же всё видно, это же неприкрыто всё, это даже… они до того дошли, что они даже уже не считают нужным завуалировать как-то. Всё настолько открыто, что нам на вас наплевать.
К. ЛАРИНА — Вот, нам на вас наплевать – вот на этой оптимистической ноте, да, мы закончим нашу встречу. Это Наталья Фатеева. Огромное спасибо нашим слушателям за те слова, за те тёплые слова, которые вы присылаете в адрес нашей гостьи. Наташ, вам здоровья, чтоб творческий потенциал не сдавался, да, и чтобы оставались таким же отважным честным человеком, спасибо вам.
Н. ФАТЕЕВА — Спасибо.
Свежие комментарии