На эти два разных вопроса существует один ответ – потому что для России сейчас хорошие отношения с Западом сверхкритично важны.
Намного важнее всего остального.
В связи с этим Россия не хочет подставляться под информационный огонь Запада.
И не стоит говорить, что Запад один черт на нас наехал.
Наехал-то наехал, но не так, как мог бы, строй Путин свой имидж на советский лад – чего от него как раз ждёт большая часть российской аудитории.
Но воздействие на западного избирателя Путину важнее, чем на избирателя российского.
И это не хамство, а ясное понимание расклада сил в мире.
Прагматизм. Реализм.
По той же самой причине Путин не отвечает на выпады Украины.
Если бы он с трибуны Мавзолее отвечал на каждый ее выпад ответным выпадом, он:
1. Стал бы политиком, чьи действия определяют в Киеве.
2. Дал бы возможность злым «партнерам» доказать, как он осуществляет якобы советский имперский агрессивный курс.
Его и так в этом упрекают, но если он будет ещё с Мавзолея делать ручкой, как Брежнев и Сталин, его накрепко свяжут в представлении западного обывателя с СССР.
Но сегодня ассоциация с образом СССР на международной арене для России проигрышна.
Невыгодна.
Путин строит стратегические газопроводы в Европу, жизненно важные для нас, сопротивление которым и так запредельно велико. Добавь он к своему имиджу ещё и черты советского вождя – с ним и вовсе перестанут разговаривать в Европе.
Это будет знаком того, что Россия позиционирует себя идейным противником Запада, не имея при этом ресурса СССР. Это гарантия поражения.
Путин избегает этого.
Советский образ и в России не всем приятен.
Соединение антисоветизма половины своего населения и всего населения Запада – это поражение на Западных информационных площадках и следом поражение в России.
Сейчас Путин воспринимается старой европейской аристократией не как жаждущий реванша троглодит, а партнёр по бизнесу, заодно с которым Европа сопротивляется Америке.
Если Путин станет выражать симпатию к СССР, он изолирует себя и Россию, и европейские кланы примкнут к США. Для России это принципиально недопустимо.
Отвечать же Украине на каждый ее выпад – это делать то, чего хотят Вашингтон и Киев.
Многие очень умные люди типа Фурсова и Катасонова почему-то этого не понимают и говорят об отсутствии суверенитета России, поскольку она вяло отвечает на выпады Украины. Но ответы на эти выпады – и есть то, ради чего они затеяны.
Как ответить на украинский запрет российских соцсетей?
Самим отрубиться от Украины?
Но украинцы тянутся к нашим источникам, и помешать им в этом – помочь нацистам в их стремлениях.
Россия закрыла свой рынок от Украины, но на нём остаются пиво Оболонь и коньяк Черноморский – из чего Фурсов и Катасонов делают вывод, что Россия несуверенна.
Однако это не так. То, что эти марки алкоголя просочились к нам, говорит не о несуверенности, а о бизнес-интересах российских чиновников в украинском пивном и коньячном бизнесе.
Говорит о коррупции.
И Путин пока не считает правильным наступать на интересы этих чиновников. Не из любви к ним, а из соображений баланса сил: эти чиновники – часть определённых кланов, участвующих в договоре элит.
Наличие или отсутствие Оболони и Черноморского в нашей рознице ничего в принципе не меняет.
Несуверенность России не в этом, а в несуверенной эмиссии рубля, в привязке его к доллару и наличии неподконтрольной оффшорной юрисдикции основных наших предприятий.
И то это не отсутствие суверенитета, а подверженность влиянию.
Это разные вещи.
Россия может сейчас резко изменить статус рубля и закрыть оффшоры – запретить никто не сможет.
Просто ущерба будет больше, чем выгод, и потому эта мера отложена.
То есть это не отсутствие суверенитета, это ограниченный суверенитет. Ограниченный прагматизмом, а не чьим-то внешним произволом.
Меня часто критикуют, что я то ругаю Путина, то хвалю. От меня хотят однозначности.
Постоянства.
Как от исполнителя на подавляющей все личное оплате.
Но мир неоднозначен.
И поступки людей в нём так же неоднозначны.
Это нужно уметь понимать и принимать.
В отношении политики Путина у меня три позиции:
1. То, что я понимаю, но не принимаю.
2. То, что я понимаю и принимаю.
3. То, что я не понимаю и не принимаю.
У меня нет того, что есть у многих, верящих власти на слово – и потому подверженных риску обмана: слепой доверчивости. Ах, мы так им верили, а нас обманули. Вот негодяи! Поэтому я избегаю:
4. Того, что я не понимаю, но принимаю.
Я не из клана Старикова, Единой России или ОНФ, где Путина необходимо принимать, даже если не понимаешь. Я скептик – и чтобы принимать, должен понимать. Я не верю никому в политике – и не вижу оснований кому-то верить. Доверие – в первую очередь продукт понимания. Слепо верят лишь в церкви – но там верят в Бога. В человека верить глупо: он грешен и слаб, и ему можно только сочувствовать.
А потому и Путину не надо слепо верить. Его надо понимать.
И тогда каждый из нас очертит для себя три области, где скажет:
1. Тут я Путина понимаю и поддерживаю.
2. Тут понимаю, но поддержать не могу.
3. А вот тут и не понимаю, и не поддерживаю. Если узнаю больше, могу изменить мнение.
Это и будет мнением психологически зрелого человека и гражданина.
И именно исходя из вышесказанного стоит понять, почему Путин драпирует Мавзолей – при всей отвратительности этого действия для нас, россиян.
И почему не врежет в ответ по Украине так, чтобы у той розовая пена изо рта пошла.
Я это понимаю. Мне это не нравится. Но я это принимаю.
Потому что понимаю.
И думаю, что в этом не одинок.
Александр Халдей
Свежие комментарии