Мой дед воевал насмерть в голод и холод – неужто мы, сытые, сдадимся?

Сдаться, конечно, проще всего. Признать, что допустили ошибку, отдать Крым, уйти из Сирии, выдать тех, кого скажут. И всё закончится – санкции, вся муть, которая поднимается то американскими сенаторами, то британской премьершей

Но есть два "но".

Первое – ничего тогда не закончится. Даже если нам как-то удастся убедить Запад в своей миролюбивости – мы никогда не убедим в том Украину, Прибалтику, Грузию, некоторые страны Восточной Европы, идеология которых основа на отмщении России "за все". Они будут кричать, что боятся нас, пока мы живы, жаловаться, сигнализировать, поднимать кипеж, обращать внимание. И это будет всегда. В какой-то мере из-за этих маленьких, но горластых стран сорвалась глобальная разрядка.

Второе. Мой дед всю Великую Отечественную просидел дома. Потому что был тяжело ранен в Финскую и комиссован вчистую (до этого он брал Львов в1939 г.). В Финскую он воевал за свою страну, за жизненно необходимое смещение ее рубежей в преддверии неизбежной будущей огромной войны. Сражался по колено в снегу. Был ранен, а могли бы и убить. Но он не отступил. Ему даже в голову не приходило, что можно отступить.

А мы?

На нас не сыплются бомбы, мы не прорываем линию Маннергейма по колено в снегу в летнем обмундировании, жрать есть чего – и мы отступим?

Потому что американские сенаторы решили санкциями нас подолбать?

И кем мы будем после этого?

Александр Афанасьев