О выдающемся русском актере, ставшем одним из символов БДТ — Елена Горфункель в совместном проекте БДТ им. Г.А. Товстоногова и Школы Masters
Так кто же актер — «сосуд, в котором пустота, или огонь, мерцающий в сосуде?» У Николая Заболоцкого в известных стихах речь идет о красоте. Применительно к актерскому искусству эта дилемма — не о красоте, а содержательности, личностном начале — обсуждается годы и десятилетия, если не века. Способность стать другим, надевать маски, будь это искусство переживания или представления, отличает талант актера от всех остальных талантов и в то же время ставит под сомнение тот единый человеческий стержень, без которого возникает еще одна формула ХХ века — человек без свойств. Философ Василий Розанов с ужасом говорил: актер — «контур. Бог обвел мелом фигуру: а вдунуть душу забыл». Философ Густав Шпет восторгался тем, что только актер может воспроизвести чувственно идею, что «пределы актерского творчества не ограничены». Иннокентий Смоктуновский был актером пустоты, в которой могли мерцать величайшие огни. Но в этом деле возможны совсем другие сочетания.
В годы перестройки немало смельчаков из сферы театра и кино ринулись, вслед за новыми лидерами общества, во власть. Они становились депутатами, министрами, губернаторами. Не избежал искуса и Олег Валерианович Басилашвили. Он, народный артист СССР, с 1990 года начал и не прекращал участие в политической жизни страны — от должности депутата разных уровней до личного мнения по всем актуальным вопросам — от войны с Грузией до памятника Петру работы Михаила Шемякина:
Он действительно страшен. Потому что взялся победить вековую трясину, вековой застой, вековую лень, которая заложена в природе нашего народа. И я понимаю, почему его не любит большая часть населения. Потому что в них тоже пышным цветом расцветает все, против чего боролся Петр и что ему — и, к слову сказать, нам в 1991 году — не удалось уничтожить
Он сохраняет интерес к «политической и общественной жизни». За каждым его словом всегда стоит обоснованная точка зрения. Положение и авторитет защищают его слова крепче любой партийной стены. Но, по правде сказать, Басилашвили довольно быстро разочаровался в партийном коллективизме. Он стал самим собой. Как и в искусстве.
Насколько его искусство содержательно и личностно, можно было судить и по гранд-шоу на юбилее Большого драматического театра в минувшем марте. Он, ныне уже немолодой человек, вышел на сцену в одной из лучших ролей своей молодости — Андрея Прозорова из спектакля 1965 года «Три сестры». Это триумфальный спектакль золотой поры БДТ и Георгия Товстоногова. И вот немолодой Прозоров произносит монолог молодого Прозорова. Удивительно, что это было не повторение, не воспоминание — это было откровение современника, человека 2019 года. Этот монолог было бы уместно привести полностью, так много в нем не остывших чувств и так много своевременных мыслей!
Приводя этот пример, я как будто подчеркиваю публицистичность актера, его возможность пользоваться ролью, сценой как кафедрой, с которой «можно много сказать миру добра». Действительно, он мог эпизод сделать манифестом. Но Басилашвили усвоил драгоценный завет Гоголя — театр это игра, всегда радостный настрой радостной души. Редко какой актер дал столько счастливого наслаждения своим творчеством. Думаю, что мало кто в свою очередь испытал столько наслаждения от пребывания на сцене, на съемочной площадке. От князя Серпуховского в «Истории лошади» до князя К. в «Дядюшкином сне» Басилашвили создавал блестящие художественные образы, полные остроумия, жизни — и мастерства. Серпуховской и дядюшка из Достоевского — только две его роли из большого списка.
Он, воспитанник Школы-студии МХАТ, нашел в Ленинграде, Петербурге (в свое время именно Басилашвили защищал возврат городу первого имени) родной дом в БДТ. Особенность его таланта — в том, что он проявлялся постепенно. И в БДТ Басилашвили отнюдь не сразу занял первый ряд.
Басилашвили не обладает героической внешностью, зато он ее «режиссер». Мягкие черты лица — это Илья Ильич Обломов (на телевидении), аристократ Виктор Каренин (кино, «Живой труп»), лентяй Бузыкин в «Осеннем марафоне» (кино), потерянный Войницкий (театр). Но не героическое и мягкое лицо при надобности сменялось наглостью и эгоцентризмом (князь Серпуховской в «Истории лошади»), цинизмом и жестокостью (Мерзляев в картине Эльдара Рязанова «О бедном гусаре замолвите слово»). Лицо глупца Мамаева, самодовольного, нерасторопного («На всякого мудреца»), или лицо почти умершего, но сохранившего нежность души старика — князь К. («Дядюшкин сон») — все это диапазон возможностей, данных природой и трудом. Андрей Прозоров, Лыняев в «Волках и овцах», Мамаев, Войницкий в «Дяде Ване», Барон в «На дне» — вот ступени, по которым поднимался талант актера.
В преображениях сцены и экрана Басилашвили совсем не тот умный собеседник, тактичный, скромный, образованный человек, который говорит, что думает, ведет телевизионные передачи, пишет книги (вышли в свет две его книги — «Палата № 26. Больничная история» и «Неужели это я? Господи…»). Другой Басилашвили для игры включает в себе вечный двигатель и превращает лицо в маску. Слегка расположенный к полноте (с нею он боролся и победил, чтобы играть Хлестакова в БДТ в 1972 году), он в актерском деле оборотень. Снова вспоминается князь Серпуховской: баловень судьбы, франт, занятый более всего своими ногтями, усами и лошадьми. Эта роль для актера и для театра — шедевр. Позы, упоение собой, небрежный тон, снисходительность к окружающим, которым позволяется жить рядом и восхищаться им, музыкальность барственного бытия, — все это выполнено виртуозно. Но ведь в этой роли, в спектакле «История лошади», был и другой Серпуховской — старый, больной, немощный, переживший себя, как его любимая лошадь Холстомер. И тут внезапный скачок — представление старости с ее глухотой, слепотой, забывчивостью, и все снова сделано в ритмах поэзии, в музыкальном миноре, пронизывающим спектакль.
Басилашвили достигал вершин эксцентрики — как это было с небольшой ролью Джингля, пройдохи и жулика, в легендарном «Пиквикском клубе». Несмотря на то, что общий рисунок Басилашвили заимствовал у своего мхатовского учителя Павла Массальского, отделка была собственная — и какая! Джингль с его гримасами, притворными грустными минами, острой и резкой пластикой, смотрелся как чудо ожившей карикатуры. В спектакле ТВ «Сценки» по рассказам А.П.Чехова (сорок минут!) Басилашвили (вместе с другим «оборотнем» БДТ Евгением Лебедевым) в трех ролях (Кнапс, Следователь, Жених) — создавал молниеносные портреты в жанре русского фарса.
У Басилашвили были свои главные соавторы в театре и в кино. В театре — великий Георгий Товстоногов. Его театральный мир был для Басилашвили «завораживающим», как и любимый им МХАТ, и в то же время этот мир отозвался «тяжелейшим трудом». Товстоногов «разбудил» талант актера. Тремя похвалами, которые он получил от Товстоногова за все годы их совместного труда (тридцать лет!) он дорожил как ничьими другими. Поход во власть, в депутаты, Басилашвили, как это ни неожиданно, тоже связывал с Товстоноговым и ролью помещика Лыняева. «Попустительство» Товстоногов называл основной мыслью спектакля «Волки овцы». Басилашвили осознал, что тема гораздо шире, что попустительство — беда страны и что ему, возможно, предстоит миссия его сценического героя: попытка сопротивляться попустительству, разоблачить его. Потом Басилашвили вспоминал, что его однокурсник Женя, Евгений Александрович Евстигнеев, на выпуске тоже играл Лыняева и что это тоже была «трагикомедия либерала, неспособного сохранить, отстоять свои принципы в столкновении с жизненными трудностями».
Актер особенно дорожил репетициями и тем, что мог, испытывая терпение мастера, задавать вопросы, вникая в суть. По поводу одной роли Басилашвили вспоминал:
«
Господи! Сколько крови я у шефа выпил! Я думаю, что Смоктуновский столько не выпил ее на "Идиоте", сколько я на "Оптимистической" в одном эпизоде
»
Взаимные мучения стоили того: эпизодическая роль белого офицера, возвращающегося из плена и застреленного балтийскими матросами во втором варианте «Оптимистической трагедии» (1980 год) стала центральной. Безмерное уважение и вера в «чудо режиссуры» сделали Басилашвили настоящим товстоноговским актером.
В кино он снимался много. «Осенний марафон» Георгия Данелии, где Басилашвили сыграл «подкаблучника» Бузыкина, закрепил за ним образ классического недотепы в новейших обстоятельствах. Неустойчивость своего героя во всех ситуациях, требующих выбора, Басилашвили превратил в самую яркую черту характера современного интеллигента. Сделано с присущим актеру юмором, который на этот раз правдив и обаятелен. И все же творческим спутником Басилашвили в кино стал Эльдар Рязанов. У него спектр ролей актера колебался от отрицательного Самохвалова в «Служебном романе» до абсолютно, вдвойне положительного Платона Рябинина. Если Рябинин безусловно мил и драматичен, то Самохвалов, а пуще того Мерзляев в комедии «О бедном гусаре» — отвратительны до блеска. Кино Рязанова выделило остроту и характерность его дара, свободу и импровизационность, умение сгущать краски, доходя до гротеска и абсурда. Кино подчеркнуло баланс комедии и драмы. Комедия до фарса, драма до экзистенциального характера, такого как Нильс Бор, физик и философ, в спектакле Темура Чхеидзе «Копенгаген» — Басилашвили может и хочет все.
Замкнуть его в амплуа никогда и никому не удавалось. Конечно, как бывает с любым большим талантом, многое осталось не реализованным. Но и сейчас он делает необычайные вещи. В «Дядюшкином сне» (режиссер Темур Чхеидзе) Басилашвили — поэт настроения. Финал с бродящим в темном пространстве своих снов князем Гаврилой, как будто забредшим в юность, где на качелях поднимается в небо юная Зинаида (Полина Толстун), напомнил о бергмановском профессоре Борке из «Земляничной поляны», и это так же трогательно и человечно.
Сколько-нибудь полный обзор всех театральных, кино и телевизионных достижений Басилашвили сделать нелегко, он красноречив в каждой роли. Так кто же Олег Басилашвили — контур или автор? Я думаю, в нем объединились двое: человек мысли и человек игры. Каждый знает, когда ему пора выступать.
Свежие комментарии