Всем своим критикам-коммунистам, постоянно обвиняющих меня в том, что в своих публикациях я мало привожу ссылок на источники, я отвечу сразу: на это есть две причины. Первая – если бы я приводил все источники, мои публикации превратились бы в сплошной перечень архивных документов и иных ссылок с малым вкраплением авторского текста, из-за чего текст был бы нечитабелен. Второе – я пишу не статьи, посты, комментарии или публикации, а эссе. Эссе –это «жанр критики, публицистики и др., - прозаический этюд небольшого размера, представляющий общие или предварительные соображения о каком-л. предмете или по какому-л. поводу. То есть, это свободная композиция на частную тему, трактуемую субъективно и, обычно, неполно (см. «Словарь русского языка» и «Словарь иностранных слов»).
Но на этот раз ссылку я всё же приведу – это книга Горького «Несвоевременные мысли. Заметки о революции и культуре», выпущенная изд. «Культура и свобода», Просветительским О-вом в память 27-го февраля, Петроград, Лиговская улица, 3. Книга представляет собой сборник статей Горького, написанных им в 1917-1920 г.г., и была выпущена повторно московским издательством «Советский писатель» лишь в 1990 году малым тиражом.
Горький писал с неопровержимой достоверностью очевидца: «Внимание всех мыслящих людей приковано к политике – к области насилия и деспотизма, злобы и лжи, где различные партии, группы и лица, сойдясь якобы на «последний и решительный бой», цинично попирают идеи свободы, постепенно утрачивая облик человеческий в борьбе за физическую власть над людьми». «Ленин, Троцкий и сопутствующие им уже отравились гнилым ядом власти, о чем свидетельствует их позорное отношение к свободе слова, личности и ко всей сумме тех прав, за торжество которых боролась демократия. Слепые фанатики и бессовестные авантюристы сломя голову мчат, якобы, по пути к «социальной революции» – на самом деле это путь к анархии, к гибели пролетариата и революции. На этом пути Ленин и соратники его считают возможным совершать все преступления, вроде бойни под Петербургом, разгрома Москвы, уничтожения свободы слова, бессмысленных арестов – все мерзости... Сознание скоро откроет пролетариату глаза на всю несбыточность обещаний Ленина, на всю глубину его безумия... Рабочий класс должен знать, что чудес в действительности не бывает, что его ждет голод, полное расстройство промышленности, разгром транспорта, длительная анархия, а за нею – не менее кровавая и мрачная реакция. Вот куда ведёт пролетариат его сегодняшний вождь, и надо понять, что Ленин не всемогущий чародей, а хладнокровный фокусник, не жалеющий ни чести, ни жизни пролетариата. Рабочие не должны позволять авантюристам и безумцам взваливать на голову пролетариату позорные, бессмысленные и кровавые преступления, за которые расплачиваться будет не Ленин, а сам же пролетариат». «И Ленин, и Троцкий, и все другие, кто сопровождает их к погибели в трясине действительности, очевидно убеждены, что «правом на бесчестье всего легче русского человека за собой увлечь можно», и вот они хладнокровно бесчестят революцию, бесчестят рабочий класс, заставляя его устраивать кровавые бойни, понукая к погромам, к арестам ни в чем не повинных людей... Ленинцы рвут и мечут, довершая разрушение России – русский народ заплатит за это озерами крови». «Наша революция дала полный простор всем дурным и зверским инстинктам». «Устремив свой взор в будущее, она (советская власть – Е. К.) забывает о том, что будущее создается из настоящего. В настоящем страна имеет дезорганизованный рабочий класс, истребляемый в междоусобной бойне, разрушенную до основания промышленность, ощипанное государство, отданное на поток и разграбление людям звериных инстинктов. Власть бессильна в борьбе с этими людьми, бессильна, сколько бы она не расстреливала «нечаянно» людей, ни в чем не повинных». «Как влияют самосуды на подрастающее поколение? Солдаты ведут топить в Мойке до полусмерти избитого вора, он весь облит кровью, его лицо совершенно разбито, один глаз вытек. Его сопровождает толпа детей; потом некоторые из них возвращаются с Мойки и, подпрыгивая на одной ноге, весело кричат: «Утопили, утопили!». Это – наши дети, будущие строители жизни. Дешева будет жизнь человека по их оценке... Война оценила человека дешевле маленького куска свинца, этой оценкой справедливо возмущались, упрекая за нее «империалистов» – кого же упрекнем теперь? – за ежедневное, зверское избиение людей?». Многое из вошедшего в книгу было опубликовано в газете «Новой жизни», за что в июле 1918 большевики её закрыли. Вскоре после октября 1917-го писатель, уже прославленный как «буревестник революции», вышел из партии. Он не мог смириться с дикими зверствами советской власти и зло написал Ленину: после вашей революции ему, Горькому, жить стало не только тяжело, но и «весьма противно». Надорвавшийся морально и тяжело больной физически Горький в 1921 году уехал лечиться в Европу – здоровье непоправимо было подорвано пулей, которую Горький вечером 24 декабря 1887 года выпустил себе в сердце, но прострелил только легкое. В Россию Горький вернулся в 1931 году и получил от власти всё, как писал Маяковский в письме к нему, от «любви до квартир». Действительно, Горький был нужен большевикам, как всемирно известный и любимый народом писатель. И щедрость партии не знала границ. Вплоть до шикарной дачи в Горках-10, известных сегодня как Рублёвка. Здесь Горький закатывал пиры для партийных бонз. Писатель Ромен Роллан описывал одно из таких застолий, в котором принимали участие Сталин, Молотов, Ворошилов и Каганович: «Стол ломился от яств: тут и холодные закуски, и всякого рода окорока, и рыба – солёная, копчёная, заливная. Блюда стерляди с креветками... Рябчики в сметане – и всё в таком духе. Они много пьют. Тон задаёт Горький. Он опрокидывает рюмку за рюмкой...». А народ в это время голодал. В архивах обнаружены финансовые документы, согласно которым «семья писателя в 1936 году обходилась государству примерно в 130 тысяч рублей в месяц». Рядовой врач в то время получал 300 рублей в месяц. Обласканный властью пролетарский писатель Горький стал заложником своего окружения. Из письма советской писательницы Мариэтты Шагинян Молотову 16 сентября 1935 года: «Я считаю, что Горький окружен паразитами, тунеядцами, дельцами и барами, и что отдавая в руки Горького монополию на советскую литературу, партия не должна забывать грязные промежуточные руки паразитов». Молотов потребовал разобраться. Оказалось, что сверх всякой меры возвеличенный и закормленный советской властью Горький продолжал сомневаться в необходимости коммунизма. Более того, он начал действовать на общество разлагающе, заражая этим сомнением других. Но если бы Горький умер сразу после того, как вернулся из эмиграции, во всем мире заговорили бы, что Сталин специально выманил писателя, чтобы убить его за ту страшную критику Октябрьской революции и её вождей, которую он распространял за границей. Умер Горький 18 июня 1936 года. Опубликованный некролог, излишне откровенный в части медицинский подробностей, вызвал подозрения у компетентных органов. Началось следствие, экспертизы и так далее. В итоге пришли к выводу, что смерть Горького на совести наркома НКВД Ягоды и его правой руки доктора Левина, который писал медицинскую часть некролога. «Убийца выбалтывает тайну убийства», – провозгласил в адрес врача прокурор Вышинский 8 марта 1938 года на процессе по делу «антисоветского троцкистского блока». Но доказательств было приведено маловато. Скорее можно говорить о халатности медиков, уставших лечить писателя.
И Горький был не одинок в своём мнении. Например, в советских изданиях вы также не найдете слов выдающегося писателя и публициста, великого гражданина России и последовательного демократа Владимира Короленко, который в одном из шести оставшихся без ответа писем комиссару просвещения Луначарскому, с глубокой горечью писал: «Вы являете первый опыт введения социализма посредством подавления свободы. Что из этого может выйти? Не желал бы быть пророком, но сердце у меня сжимается предчувствием, что мы только ещё у порога таких бедствий, перед которыми померкнет все то, что мы испытываем теперь». «Анатолий Васильевич, - пытался Короленко убедить Луначарского при личной встрече в Полтаве в июне 1920 года, - вот вы все говорите «вынуждены», «вынуждены», – но вы вызвали целое море вражды, огрызаетесь от целой стаи врагов и сами ожесточаетесь. У вас есть палачи, у вас есть люди, которые стали военными для того, чтобы рубить человеческое мясо так же просто, как рубят конину. Вы хотите неклассового общества, общества коммунистического содружества, для вас человеческая личность должна быть святее, чем для кого-нибудь другого, а вы её топчете». «Вы внушили восставшему и возбужденному народу, что так называемая буржуазия («буржуй») представляет только класс тунеядцев, грабителей, стригущих купоны и – ничего больше. Вы победили капитал, и он лежит теперь у ваших ног, изувеченный и разбитый. Вы не заметили только, что он соединён ещё с производством такими живыми нитями, что, убив его, вы убили также производство». «Бессудные расстрелы происходят у нас десятками... Я думаю, что не всякие средства могут действительно обращаться на благо народа, и для меня несомненно, что административные расстрелы, возведенные в систему и продолжающиеся уже второй год, не принадлежат к их числу».
Но большевики не услышали ни Горького, ни Короленко, ни других патриотов России. Более того, в августе 1920 года создается Отдел агитации и пропаганды ЦК РКП (б) и Главный политико-просветительный комитет республики во главе с Крупской, которая потребовала убрать из школьных программ историю вообще. По её указаниям из библиотек изымались книги детских писателей Пришвина, Бианки, Чуковского, Короленко. Особенно Крупская почему-то невзлюбила Корнея Чуковского. В газетах стали появляться статьи с разгромной критикой его произведений. Даже вполне безобидных детских стихов. Например, «Мойдодыр». Помните? «Надо, надо умываться по утрам и вечерам, а нечистым трубочистам стыд и срам, стыд и срам...». Автору поставили в вину, что в этом стихотворении он не раскрыл руководящую роль партии.
У первого советского правительства была своя и очень твердая позиция. Уже на второй день после Великой октябрьской социалистической революции Дзержинский, «исступленный аскет с пронзительным взглядом убежденного страстотерпца», заявил, что большевики призваны осуществить идею мести и ненависти. На мести и ненависти ещё никто не построил светлого будущего. Не этим ли был предопределён развал СССР?
Евгений Колесников
Свежие комментарии