На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

☭КОМПАС

51 415 подписчиков

Свежие комментарии

  • Игорь Кузнецов
    К сожалению мы так и живём - "пока рак не свистнет". Нужен был теракт с массовыми жертвами чтобы понять - нужно "всех...Пока не решится п...
  • Александр Семенов
    Простите за мой французский "Ни хера себе"! А Пугачёва не хочет извиниться перед русскими за таджиков национал-ислами...Это даже не дно.....
  • Татьяна Воробьева
    Вспомнили, бизнесмены выигрывают на свой карман, не платят налоги сами и эти также, а эти у себя на Родине строят дво...Пока не решится п...

Ехидный Douglas: СССР. Эстония. По памяти.

Эстонию я знал, пожалуй, лучше всех советских республик, за исключением Белоруссии.

И дело было не в том, что расстояние между Таллином и Питером составляло немногим больше 300 километров.

А в том, что в Эстонию мне не раз приходилось сначала приезжать в молодости по моим спортивным надобностям, на соревнования, турниры и товарищеские встречи.

А в годы зрелые - в обычные командировки.

Поэтому Таллин, Пярну, Тарту, Нарва и Кохтла-Ярве были для меня местами не просто знакомыми, а почти родными.

И странное дело - чем чаще мне приходилось приезжать в Эстонию в те, советские годы, тем чаще хотелось вновь вернуться туда.

И потому каждую следующую поездку я воспринимал с радостью, которую не скрывал.

Последний раз я был в тaм в год памятной всем российско-грузинской войны 2008 года.

Об этих впечатлениях я написал несколько лет назад в коротком рассказике: "

"В Таллин с любовью".

Он весьма поучителен и я рекомендовал бы его всем для полного понимания смысла этой статьи.

Однако, здесь речь пойдёт совсем о другой Эстонии.

О советской.

Той, которой больше нет.

И уже никогда не будет.

И думаю, что не только об Эстонии.

Таллин 70-х - 80-х годов прошлого века.

Приехать в Таллин из Ленинграда можно было двумя путями - на удобном междугородном красно-белом Икарусе-250 с автобусного вокзала на Обводном канале или на поезде с Варшавского железнодорожного, там же, на Обводном.

Поезд был гораздо удобнее.

Он отправлялся около полуночи, был, как тогда назывались такие составы - "фирменным", т.е. повышенной комфортности и назывался не то "Балтика", не то "Прибалтика".

Так получалось, что, как правило, я уезжал туда осенью или зимой. И потому было особенно приятно после промозглой и сырой Ленинградской погоды забраться в чистый, аккуратный купейный вагон, тепло натопленный и ярко освещённый. В воздухе пахло дымком сгоревших торфяных шашек, которые испокон веку использовали в поездах дальнего следования для растопки титанов, в купе тихо играла музыка, пассажиры с улыбками распаковывались и с удовольствием снимали промокшие пальто и шапки.

Ровно в назначенное время состав трогался с места. Спустя короткое время все засыпали и пробуждались ненадолго глубокой ночью, уже в Нарве, где поезд делал долгую, 30-минутную остановку. Из окон вагона было видно, как снаружи, в густой темноте уютно светились огоньки вокзала и соседних домов, было очень тихо и спокойно.

Затем все снова погружались в сон и около 8 утра просыпались под весёлый бодрый голосок проводника:

- Просыпаемся, пасажиры! Просыпаемся! Таллин!

И через полчаса мы уже стояли на перроне Таллинского вокзала.

Как и в Ленинграде, в это время суток в Таллине было темно. Утро только-только начинало брезжить. Но вот воздух был другим. В отличие от нашего, сырого и тяжёлого, здесь ясно чувствовалась морская свежесть и чистота. Старый город находился буквально через дорогу от вокзала. Спустя две-три минуты я уже шагал по тёмной, узкой, но очень чистенькой улочке, по обе стороны которой тесно прижимались друг к другу старинные, средневековые двух- и трёх-этажные дома, окна в которых ярко светились. Начинался рабочий день. Здесь воздух, помимо свежести моря был насыщен ароматами только что сваренного крепкого кофе и свежеиспечённой сдобы. Интересно, что все кафешки в это время были ещё закрыты, и это означало, что запахи шли из окрестных окон и подъездов. Таких запахов в Питере не было. Их вообще нигде не было в ту пору, кроме Таллина и других эстонских городов, где мне случалось бывать. И эти запахи были настолько привычными и постоянными, что когда много-много лет спустя я оказался в Австрии, в Зальцбурге, то, почувствовав знакомые, давно забытые ароматы, зажмурился на секунду и сказал своему австрийскому спутнику:

- Знаешь, очень-очень знакомо пахнет здесь. Так, как-будто я уже однажды бывал тут. И на его вопрос ответил:

- Тут пахнет, как на Таллинских улочках. Много лет назад. В другой жизни.

Там, в Таллине, впрoчем, пахло не только кофе с плюшками. Ещё там пахло немного свежей рыбой и немного печным дымом, духами и ещё - хорошим табаком. Местные сигареты "Таллин" и "Экстра" были значительно лучше наших, питерских.

Там, в Таллине, я впервые в жизни увидел настоящих трубочистов - весёлых и чумазых, с ног до головы одетых в чёрное и в чёрных шляпах, с какими-то щётками и ёршиками в руках. Они шли втроём по узкой улочке впереди меня, и все улыбались, глядя на них, и они улыбались в ответ.

И всё это вместе создавало такую уютную, приятную и удобную атмосферу, что казалось ожившей сказкой из детства или сюжетом фильма на темы Западной жизни. Возвращаться назад в Ленинград мне совсем не хотелось.

Мимо красивых каменных домиков с вывесками на незнакомом языке проезжали странные, маленькие трамваи, повсюду слышалась незнакомая речь, и поэтому иллюзия нахождения где-то за границей была вполне полной. Хотя никаких проблем с русским языком не было и в помине. По-русски говорили буквально все эстонцы и при этом - без всякого отвращения. А местные русские гордились знанием эстонского, и я не раз был свидетелем того, как они пижонили передо мной, обращаясь по-эстонски к местным жителям, которые воспринимали это без вcякого особенного восторга, как нечто, само собой разумеющееся. По крайней мере, мне именно так и казалось.

Днём, в свободное время, я снова бродил по Таллину, топал по знаменитой улочке Виру, гулял по Ратушной площади, обозревал старинные пузатые сторожевые башни и такие же старые крепостные стены (летом к этой картине прибавлялись цветы на наружных подоконниках). И не замечал, как летело время.

Если вы, дочитав до этого места, подумали, что всё было совсем безоблачно и благостно, то спешу вас разочаровать.

Нет, это не так, были и проблемы.

Мне хотелось понять, какими были на самом деле отношения между русскими и эстонцами.

Многие - знакомые спортсмены, студенты, коллеги-инженеры из числа этнических русских жителей Эстонии говорили мне, что всё было не совсем так гладко, как это выглядело снаружи, что были и конфликты, и даже драки на национальной почве.

Но, прибавляли они, для того, чтoбы увидеть и почувствовать это, здесь надо пожить.

Туристу этого не заметить.

- Так что тебе ничего не грозит, - заканчивали они, смеясь.

И оказывались правы.

За все мои поездки я ничего подобного так и не заметил.

Зато заметил кое-что другое.

Прямо противоположное этому.

Однажды, ещё будучи спортсменом, в гостинице, недалеко от знаменитого спорткомплекса "Калев", утром, спустившись на завтрак в буфет, я попал в интересную историю.

Я стоял в очереди к кассе, двигая перед собой свой поднос, уставленный сметанoй, соками, сырниками, хлебом и ещё какой-то снедью. Внезапно кто-то грубо и совершенно по-хамски оттолкнул меня плечом и встал прямо передо мной. Я увидел широкую спину и ощутил явственный запах водочного перегара.

- Эй, приятель! - сказал я, хлопая эту спину по плечу - очередь вон там! И показал пальцем за спину.

В ответ раздалось что-то, видимо, крайне недружественное на эстонском языке, потому что кассирша-эстонка поморщилась с явным неодобрением и смущённо посмотрела в мою сторону.

Я ещё раз, но уже посильнее хлопнул этого человека. Он недовольно обернулся, посмотрел на меня и внезапно сбросил на пол мой поднос с едой. И опять что-то сказал.

Но отвернуться не успел.

Я резко ударил его справа, прямо по скуле. Мужик рухнул на пол, не успев мяукнуть.

И в это самый момент, мгновенно, как по команде, передо мной появились трое молодых эстонцев атлетической внешности, в спортивных костюмах, как и я сам тогда, коротко стриженных и вполне мобильных. Конкретных, как сказали бы у нас пару десятилетий спустя, в незабвенные 90-е.

- Что случилось? - спокойно спросили они с лёгким эстонским акцентом. Я не успел ответить, потому что кассирша что-то оживлённо затараторила, показывая попеременно то на меня, то на лежавшего нахала, то на остатки моей еды на полу.

Парни выслушали, кивнули и, вновь обращаясь ко мне, сказали с таким же лёгким акцентом:

- Извините пожалуйта! Мы его сейчас уберём, не бойтесь, он вам больше не будет мешать.

Потом подхватили с пола "широкую спину", которая начала шевелиться и что-то мычать, и все вместе ушли, сказав ещё пару слов кассирше перед уходом.

- Пожалуйста, извините! Это было очень неприятно! Возьмите вашу еду ещё раз, платить не надо! - вежливо сказала она.

- Знаете! - ответил я, - большое спасибо! Но не за еду, а за то, что не дали испортиться моему впечатлению о Таллине и Эстонии. Не ожидал!

Кассирша благодарно улыбнулась, и инцидент был исчерпан.

Другой случай был ещё более показательным и, как сказали бы сейчас, глубоко символичным.

В самом центре Таллина, прямо рядом с Ратушей, есть маленькая старинная узкая улочка под названием Karja (Карья).

Как однажды, уже в начале 80-х мне рассказали мои таллинские друзья, именно на этой улочке находится самый старый таллинский пивной ресторан под названием Karja Kelder , известный всей Эстонии и всем, кто знает и любит Таллин, вкусное пиво и отличную еду. Они сообщили, что это очень популярное место, и очереди там не избежать.

Я уговорил их, и в ближайшие выходные мы втроём отправились туда.

Здесь необходимо сделать небольшое пояснение. Вообще-то, эстонцы - пьющий народ. В этом смысле они мало отличаются и от финнов, и от нас самих. И питейные заведения в эстонской среде были уважаемы и посещаемы всегда и со всем возможным усердием.

Так что, было неудивительно увидеть рядом со входом в пивную довольно большую очередь вперемешку из местных и туристов, несмотря на довольно противную погоду.

На пороге, дожидаясь разрешения на вход, перед самым носом могучего бородатого швейцара, как глыба, закрывавшего собой двери, шумела группа из 5-6 молодых эстонцев, по виду уже изрядно выпивших где-то по дороге сюда.

Швейцар был эстонец. Он невозмутимо посматривал на молодёжь, периодически говоря ей что-то. Парни отходили на два-три шага от входа, но потом опять прижимались к нему, и всё начиналось сначала.

В этот момент мы подошли к дверям почтенного учреждения, намереваясь занять очередь. Никто из нас не был эстонцем. Я и один из моих спутников были обычными русскими, а третий и вовсе евреем. Принять нас за эстонцев было невозможно.

Но солидный седобородый, похожий на шкипера швейцар неожиданно, посмотрев на нас, бросил:

- Проходите, пожалуйста! И распахнул двери.

Удивился не только я, но и мои таллинские друзья. Почему он так поступил - я не знаю до сих пор.

Мы тут же прошли, разделись в гардеробе и спустившись вниз по лестнице, оказались в огромном сводчатом зале, стены и арки которого были сложены из камней.

Зал был полон. Народ шумел, в воздухе можно было "вешать топор" - так сильно было накурено.

Там и тут сновали ловкие официанты в длинных, до пола, клеёнчатых передниках, мастерски разнося по десятку огромных пивных кружек за раз.

Тут же подошедший кельнер указал нам места за единственным свободным каменным столом, вокруг которого стояли такие же каменные скамьи, для удобства покрытые поверху деревянными сиденьями.

В меню оказалась фасоль со свининой, жаркое из говядины с картошкой, ещё какие-то блюда и несколько сортов местного пива, мне совершенно неизвестного.

Еда и пиво оказались необыкновенно хороши! Мясо было специально немного подсолено, а пиво казалось сваренным здесь же, настолько оно было свежим и ароматным.

Было очень вкусно. Там, наверху, на улице, шёл холодный дождь, а здесь, в подвале, в тепле и уюте, мы курили, болтали, я глазел по сторонам и вдруг поймал себя на мысли, которую запомнил навсегда. Я вдруг понял, что я в Эстонии.

Не вообще в Прибалтике, не за границей, не просто в командировке, а именно здесь, в Эстонии, в Таллине.

К тому времени я уже успел поездить и по Союзу, и по некоторым "братским странам", и потому понимал: это именно Эстония, а не Латвия, Литва, Болгария или Чехословакия. Именно Эстония. Такая, какой она была все столетия до сегодняшнего дня и какой она будет столетия спустя. Это было тем, что называется "национальным колоритом", национальной и географической неповторимостью, уникальностью места, если хотите.

И Литва, и Латвия тоже были балтийскими республиками, они тоже были по-своему неповторимы, уникальны, не похожи друг на друга. А я в тот момент был в Эстонии. И я видел разницу. Таллин был не похож ни на Ригу, ни на Вильнюс, как и они на него.

Крохотная республика, прилепившаяся к западной окраине могучего Союза, возвышавшегося за её спиной, как гигантский утёс, сохранила своё неповторимое национальное обличье. Несмотря ни на что! И теперь пила вкусное пиво в подвале, ела душистую закуску, благоухала кофе и булочками, пахла каминным дымком и громыхала колёсами повозок своих трубочистов по мощёным мостовым. Она разговаривала по-эстонски, пела на грандиозных песенных фестивалях, снимала фильмы, писала книги, делала музыкальные инструменты и радиоэлектронику. А вечерами баловала себя "Старым Таллином" и шоколадом "Калев". И была страной Эстонией.

Пока не пришли другие времена. Эстония стала Европой. Восточной окраиной Евросоюза.

B 2008 году я шёл по знакомым с юности улицам и площадям, безупречно чистым и кукольно красивым. На Ратушной площади было не протолкнуться от туристов, повсюду слышалась английская речь, магазинчики и лавчонки торговали дорогущими сувенирами, Какие-то молоденькие девушки в национальных нарядах на английском языке зазывали посетить какое-то очередное развлекательное местечко.

Было шумно и весело, и я никак не мог понять, где я - в Льеже, Стокгольме, Хельсинки или Риге.

Было интересно, как на выставке. Только не пахло больше ни кофе, ни свежими плюшками, ни рыбой, ни сигаретами "Экстра". И не было видно трубачистов.

Вход в ресторан Karja Kelder был свободен.

Швейцара -шкипера давно не было. Пустой подвал, некогда огромый и шумный, оказался маленьким, аккуратным погребом, где мне равнодушно предложили сосиски и катрошку фри. И так же равнодушно отвернулись.

Картошка была вкусной. Как в Лондоне, Париже или Будапеште. И выглядела так же, и стоила столько же. А из динамиков под потолком тихо пел чей-то тонкий голосок на английском языке.

Возвращаться сюда уже не хотелось.

Эстонии больше не было.

На улице, в скверике сидели на скамейке несколько молодых ребят. Они оживлённо обсуждали что-то по-эстонски.

Я обратился к ним по-русски, спрашивая, жив ли ещё знаменитый бар "Каролина" на улице Харью.

- We do not speak Russian, sir! - ответил один из них и тут же добавил:

- Do you speak English?

И я отошёл.

Наверное, я мог бы при желании рассказать этим молодым эстонцам об Эстонии, которую они потеряли так же, как и мы потеряли свою страну.

Но никогда не стал бы делать это на английском языке.

Между мною и ними стояла, как тень, фигура клоунски выглядящего белобрысого таможенника. И никакие рассказы тут уже не были бы уместны.

Прошлое ушло навсегда.

И, наверное, им оно уже не было нужным.

Ехидный Douglas

Ссылка на первоисточник

Картина дня

наверх