На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

☭КОМПАС

51 415 подписчиков

Свежие комментарии

  • Александр Семенов
    Простите за мой французский "Ни хера себе"! А Пугачёва не хочет извиниться перед русскими за таджиков национал-ислами...Это даже не дно.....
  • Татьяна Воробьева
    Вспомнили, бизнесмены выигрывают на свой карман, не платят налоги сами и эти также, а эти у себя на Родине строят дво...Пока не решится п...
  • Александр Зиборов
    Нашёл на сайте. О боже, реализована формула "Россия не для русских"!Это даже не дно.....

Солженицын "сидел" как на курорте. Сам говорил и первая жена его.

Далеко не все советские граждане в первые годы после Войны могли так жить.

"Ах, ну и сладкая жизнь! Шахматы, книги, пружинные кровати, пуховые подушки, солидные матрацы, блестящий линолеум, чистое белье. Да я уж давно позабыл, что тоже спал вот так перед войной. Натертый паркетный пол. Почти четыре шага можно сделать в прогулке от окна к двери. Нет, серьезно, эта центральная политическая тюрьма - настоящий курорт.
И здесь не рвутся гранаты, не грохочут орудия… Достаточно мне закрыть глаза, и в ушах - их рев в вышине над нашими головами, их протяжный свист, затем отзвуки разрывов. А как нежно посвистывают мины! А как сотрясают все вокруг минометы, которые мы прозвали "доктор Геббельс"! Я вспомнил сырую слякоть под Вордмитом, где меня арестовали и где наши бредут сейчас, утопая в грязи и снегу, чтобы отрезать немцам выход из котла.
Черт с вами, не хотите, чтоб я воевал, - не надо"
A. I. Solshenizyn, op. cit., S. 181.

"Наши бредут, утопая в грязи и снегу." - а у него вот всё в порядке. И даже больше, чем в порядке.

Лучше всего, конечно, об условиях содержания «второго Толстого» прочитать в книге его первой жены Натальи Решетовской «В споре со временем».

Из 5-й главы узнаем, что "на зоне" Солженицын перечитал массу книг,

«Здесь, на "шарашке", в полной мере открылся ему Достоевский. Он обращает моё внимание на Ал. К. Толстого, Тютчева, Фета, Майкова, Полонского, Блока. "Ведь ты их не знаешь",- пишет он мне и тут же, в скобках, добавляет: "Я тоже, к стыду своему"», совершил для себя «открытия в классической музыке», с удовольствием смотрел кинокартины -

«Чего не хватает - так это театра. Правда, по радио Саня как-то прослушал мхатовскую постановку пьесы А. К. Толстого "Царь Фёдор Иоаннович". "Прекрасная вещь и какой язык! - пишет он мне.- Удастся ли когда-нибудь увидеть это на сцене?"»

«Начал было опять заниматься языками, но так много появилось "чтива на русском языке" ("тут за 2 года всего не расхлебаешь"), что на иностранные языки времени уже не оставалось.» Какая напряжённая жизнь зе-ка!

Вообщем, убедитесь сами:

...Комната, где он работает,- высокая, сводом, в ней много воздуха. Письменный стол - со множеством ящиков - закрывается на подвижные падающие шторки - "канцелярское бюро".

Совсем рядом со столом окно, открытое круглые сутки.

У стола - колодочка, четыре штепселя.

В один из них включена удобная настольная лампа, в другой - собственная электрическая плитка,

пользоваться которой можно неограниченно, в третий - хитроумный электрический прикуриватель, чтобы не

изводить подаренную мною зажигалку.

В четвёртый переносная лампа для освещения книжных полок.

Скоро появится здесь и радиопроводка, прямо у рабочего места.

Тут Саня проводит большую часть суток: с 9 утра до конца работы.

В обеденный перерыв он валяется во дворе прямо на траве или спит в общежитии.

Вечером и утром гуляет, чаще всего под полюбившимися ему липами.

А в выходные дни проводит на воздухе 3-4 часа, играет в волейбол.

Общежитие: полукруглая комната с высоким сводчатым потолком бывшего здесь когда-то алтаря.

Веером, по радиусам полукруга - двухэтажные кровати.

Возле Саниной - на тумбочке - настольная лампа, которую он оборудовал так, чтобы свет не мешал товарищам, а падал только на его подушку.

До 12 часов Саня читал. А в пять минут первого надевал наушники, гасил свет и слушал ночной концерт.

На "шарашке" у него завелись новые наушники.

А потому свой прежний наушник Саня отдал мне.

В шутку я называла его своим "любовником", потому что он всегда был рядом с моей подушкой.

Утром, без четверти восемь, из громких наушников соседей доносился звук, который будил мужа.

Это - знакомый ему с детства горн на побудку, начало передачи "Пионерская зорька".

"Наверно никогда ещё я не жил в отношении мелочей быта так налаженно, как сейчас",- писал Саня мне в сентябре 47-го года.

И, как ни странно звучат эти слова, от письма веяло каким-то уютом, благополучием, спокойствием.

И хотелось, чтобы Саня долго ещё, хорошо бы до самого конца срока, оставался в этом заведении на окраине Москвы, рядом с Останкинским парком.

Спецтюрьма "Марфино" помещалась в старинном здании бывшей семинарии.

Долгое время тут был детский дом.

А вскоре после войны сюда вселился научно-исследовательский институт связи, для работы в котором стали привлекать и заключённых.

Среди них были физики, математики, химики, представители чуть ли не всех научных специальностей.
<...>
Марфинский институт специализировался на исследованиях в области радио- и телефонной связи.

Саня работал в нём главным образом как математик.

Однако время Сани было посвящено не только этому.

Все, кто читал роман "В круге первом", это знают.

Солженицын мог выкроить достаточно времени для чтения и самостоятельных занятий.

Работа Сани не требовала от него особого напряжения, но задавала определённый ритм жизни и помогала сокращать время заключения.

Настроение у него чаще всего ровное и бодрое.

Распорядок жизни строго размерен, и потому дни проходили в работе очень быстро.

В одном из писем Саня писал мне: "Работа так заполняет время и мысли, что недели мелькают, как телеграфные столбы мимо поезда".

Из "Круга" мы знаем, что обитатели "шарашки" были вполне сыты.

А можно и добавить!

Заключённые покупали продукты. Саня покупал себе, например, картошку. То сам варил её или жарил, а то отдавал на кухню испечь в духовке...

Передачи в то время носили скорее символический характер и приурочивались к нашим семейным праздникам.

Что касается вещей, то теперь ему понадобились не валенки и не тёплая одежда, а часы.

При арестах часы изымают. А здесь они к нему вернулись! Время снова вернулось.

Годы, проведённые в Марфино, Солженицын старался использовать для пополнения знаний.

В какой-то степени в "шарашке" продолжилась мифлийская линия его образования.

Соседом его в лаборатории и ближайшим другом вскоре становится Лев Копелев, в прошлом доцент того самого МИФЛИ, позже выведенный в "Круге" под именем Льва Рубина.

Беседы с Копелевым, круг его чтения и литературных интересов в какой-то степени влияют на Александра.

В Марфино неплохая библиотека.

Кроме того, можно получить всё желаемое по заказу из Ленинской библиотеки.

Проблема уже не в том, как раздобыть хорошую книгу, а в том, как отобрать нужное из большого количества.

Начал было опять заниматься языками, но так много появилось "чтива на русском языке" ("тут за 2 года всего не расхлебаешь"), что на иностранные языки времени уже не оставалось.

Что касается художественной литературы, то Саня читал её "с жестоким выбором, только очень больших мастеров".

"Посасываю потихоньку 3-й том "Войны и мира" и вместе с ним твою шоколадку",- пишет муж в октябре 47-го года.

Здесь, на "шарашке", в полной мере открылся ему Достоевский.

Он обращает моё внимание на Ал. К. Толстого, Тютчева, Фета, Майкова, Полонского, Блока.

"Ведь ты их не знаешь",- пишет он мне и тут же, в скобках, добавляет: "Я тоже, к стыду своему".

С увлечением читает он Анатоля Франса, особо выделяя его "Восстание ангелов".

В ту пору он ставит его выше всех французских писателей.

Считает, что много потерял, не поняв его в детстве.

Восторгается книгами Ильфа и Петрова "12 стульев" и "Золотой теленок" и со своей любовью к классификации тут же зачисляет их авторов в "прямых наследников Чехова и Гоголя".

Одно из точно избранных направлений - регулярное чтение Далевского словаря, к которому он пристрастился ещё в Загорске.

Третий том Даля - в его личном владении - "как с неба свалилось такое золото! Вот уж поистине на ловца и зверь бежит!"

Чтение Даля производит на Саню потрясающее впечатление. Он пишет, что был как бы "плоским двухмерным существом" и вдруг ему "открыли стереометрию".

Когда-то Саня написал мне, что в будущем видит себя только преподавателем.

Но, с другой стороны, узнав, что у Ильи Соломина остались кое-какие его книги и записи, он просит, чтобы Соломин "во что бы то ни стало сохранил томик стихов Есенина и записи по Самсоновской катастрофе 1914 г. пока нельзя будет с рук на руки переслать в Москву, а то как бы не затерялись в дороге".

Значит, мечта об историческом романе не оставлена?!

О "тайных" занятиях Солженицына в то время знали разве что ближайшие друзья его по "шарашке" - Копелев и Панин.

Но Солженицын не скрыл их от читателей "Круга первого".- По вечерам, "обложась бутафорией, под затаённо-любящие взгляды Симочки, под добродушное бормотание Рубина" Нержин мельчайшим почерком делал выписки из исторических книг, записывал и свои мысли на крохотных листиках, "утонувших меж служебного камуфляжа".

Постепенно эти занятия начнут соперничать с основной работой, где поневоле приходилось уже "тянуть резину".

Рано или поздно это должно было плохо кончиться!

Пользуясь возможностью слушать радио, Саня начинает усиленно пополнять своё знакомство с музыкой.

Никогда прежде музыка не играла в его жизни такой роли, как в годы, проведённые в "шарашке".

Саня охотно делится со мной своими музыкальными "открытиями", старается перечислить мне всё, что ему особенно нравится.

Как-то пишет мне, что с особенным удовольствием прослушал 2-ю часть 2-го концерта Шопена, "Думку" Чайковского, свою любимую "Вальпур-гиеву ночь", цикл Рахманиновских симфоний и концертов.

Причём особенно понравилась ему 2-я часть и блестящий финал 2-го концерта Рахманинова.

То пишет, что с наслаждением слушал концерт для скрипки Чайковского, "Вальс" Скрябина, "Токкатту" Хачатуряна.

А то сообщает об "открытии" двух чудесных сонат, которые были ему дотоле неизвестны: 17-й Бетховена и фа-диез-минорной Шумана.

Со временем обитателям "шарашки" начинают по воскресеньям демонстрировать кинокартины.

Саня так по кино соскучился (больше 6 лет не видел), что первый фильм "Сказание о земле Сибирской" просмотрел 2 сеанса подряд.

Чего не хватает - так это театра.

Правда, по радио Саня как-то прослушал мхатовскую постановку пьесы А. К. Толстого "Царь Фёдор Иоаннович".

"Прекрасная вещь и какой язык! - пишет он мне.- Удастся ли когда-нибудь увидеть это на сцене?"


<…>
Вместо того, чтоб гулять по шоссе, мы проникали в примыкавший к "шарашке" дворик и, дождавшись обеденного перерыва, в щелку забора наблюдали за отдыхающими зэками: или просто гуляющими, или лежавшими на травке, или играющими в волейбол, и старались отыскать глазами Митю или Саню.
* * *
И так далее.

Не жизнь - малина.

А ведь Солженицына, судя по его гипотезе о массовых, на треть населения (60 млн), репрессиях, должны были просто пустить в расход, а не тратить государственные деньги на курортные условия в то время, когда народ восстанавливала сильно разрушенную Войной страну.

Ссылка на первоисточник

Картина дня

наверх