На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

☭КОМПАС

51 414 подписчиков

Свежие комментарии

  • Виктор Волошин
    сначала курсы "разговорного языка", культпросвет, только затем школа.Не принимать дете...
  • Ирина Трифонова
    Только визовый режим со всеми небратьями и "братьями"Пока не решится п...
  • Игорь Кузнецов
    К сожалению мы так и живём - "пока рак не свистнет". Нужен был теракт с массовыми жертвами чтобы понять - нужно "всех...Пока не решится п...

Ехидный Douglas: Записки очевидца...про СССР? ...нет.Это записки хомяка!

Совершенно случайно наткнулся на статью "Записки очевидца...про СССР".

здесь

В этой статье многое - правда. Практически всё изложенное там - правда. Немного смещены акценты немного сгущены краски, но факты справедливы. Всё это было.

Но я сам назвал бы эту статью иначе: "Записки хомяка".

Потому что писал её взрослый, вероятно даже пожилой человек. Долгие годы oн жил в то время. Учился, работал, наверное, рожал детей и воспитывал их. Но из всего этого времени запомнил только то, что он не доедал. Не мог насытиться и напиться. Вдоволь! С этим вечным чувством голода он перекочевал из того времени в это, нынешнее. И я почему-то думаю, что он нeсчастлив и сейчас. И зарплата маленькая, и пенсия низкая, и пальмовое масло раздражает, и китайский ширпотреб, и просроченные продукты, и дорогие лекарства. Он наверняка брюзжит. Когда никто не видит.

Он не лжёт. Он на самом деле "вечно голоден". И чувство голода в нём заглушило все остальные: потребность в человеческом общении, в чувстве гордости за себя и за свою страну, в чувстве человеческого достоинства и уважения к самому себе. Он безусловно любит себя. Очень. Но что такое "уважать себя", он не знает. Не научился. И уже не научится.

"Колбаса", как единственный критерий успешности общества, а её достаток, как необходимое качество успешной личности - главные выводы из этой статьи. Это и есть логика хомяка.

Ведь мораль, этика, образование, как необходимый социальный воспитательный институт, человеческие взаимоотношения, основанные на этом самом пролетарском интернационaлизме абсолютно не нужны хомяку для самоощущения.

Он хомяк. Так вышло. Кому-то ум и душа, кому-то щёки и пузо.

Он не одинок. Периодически такие же хомяки пишут мне похожие комментарии. Чего бы не касался разговор - диалектики или политики, принципов интернационализма или истории СССР, обязательно найдётся вот такой, например, хомяк:

Владимир Купцов Вчера 21:18

А почему нельзя совместить пролетарский интернационализм и нормальные магазины с полным набором продуктов, тряпок и горшков?! Что, это - вещи несовместные? Почему мы школьниками всю первую четверть картошку бесплатно копали, а в магазинах, кроме столиц республик и Питера, ее не было? Почему школьники Узбекистана хлопок, как мы картошку, всю первую четверть собирали, а надеть было нечего? Я - офицер в отставке, шесть раз переехал, четверых детей вырастил, каждый раз при переезде жена выясняла: а как там снабжение? В этом - пролетарский интернационализм? Мать вашу за ноги, трепачи!

Офицер в отставке тоже может быть хомяком. К сожалению. Ему ничего нельзя объяснить. Как нельзя объяснить папуасу, что книга может быть полезнее ананаса, хотя её нельзя съесть. Папуас не дурак. Он просто не знает, что такое книга. Он никогда не пользовался ею.

И пока я думал, как лучше всего было бы ответить автору "Записок хомяка", я вдруг вспомнил один свой старинный материал как раз на эту тему. И я его сейчас приведу ниже.

Правда, хомяк всё равно не поймёт, что было самым главным во всей этой истории. Но зато остальные поймут почти наверняка. И слава Богу!

***

Про Дейла Карнеги и советский дефицит.

Как и всё, что я периодически рассказываю о незабвенных временах нашей молодости, эта история также абсолютно достоверна. Более того, она относится к той части воспоминаний, которые очень приятно порой перелистывать в памяти, снова и снова поражаясь и себе самому, и странной, необъяснимой прелести тех лет, неповторимый аромат которых нисколько не потускнел со временем, несмотря на несколько увесистых десятилетий, отделяющих нас сегодня от прошлого.

Однако, обо всём по порядку.

Где-то на самом рубеже 80-х годов в моей жизни произошли два события, оказавшихся забавным образом переплетёнными друг с другом.

Первым из них по времени стало моё ознакомление с книжкой предприимчивого американца Дейла Карнеги "Как приобретать друзей и оказывать влияние на людей", которая в оригинале называлась "Dale Carnegie: Нow to win friends and influence people".

Я уже не скажу, кто первым из моих сокурсников упомянул в разговоре со мной эту книжицу, как весьма любопытную и поучительную, но помню, что сразу вслед за этим ещё несколько друзей и знакомых обмолвились на эту же тему и тоже в одобрительно-поощрительном смысле, как о произведении, которым не стоит пренебрегать.

Скоро количество таких похвальных отзывов в полном соответствии с известной философской максимой переросло в качество, и я, совершив несколько последовательных манёвров (должен отметить - не слишком сложных), уже держал в руках заветный труд в виде аккуратной пачки голубоватых страниц, перепечатанных ротапринтным способом и сшитых скоросшивателем.

Издан сей труд был, если не ошибаюсь, Вильнюсским институтом проблем экономики и управления, или что-то в этом роде, в том же году, в котором книга и попала мне в руки.

Само произведение уважаемого американца предназначалось для изучения на профильных кафедрах экономических ВУЗов того времени и по этой причине было не слишком доступным для широкой публики.

Вероятнее всего, именно это обстоятельство и явилoсь, как всегда, причиной внезапного всплеска интереса к сему почтенному манускрипту со стороны любопытствующего народа, привыкшего читать всё новое, необычное, а особенно - недоступное.

Собственно, сама книга, написанная лёгким и понятным языком, не произвела на меня ожидаемого впечатления. Практически, все советы и рекомендации, в ней описанные, так или иначе были знакомы, поскольку основывались ни на чём ином, кроме как на здравом смысле и наблюдательности, обычно свойственным любому здрaвомыслящему взрослому человеку. Однако увидеть все эти правила собранными вместе и главное - убедиться, что собственные робкие размышления и несмелые выводы о природе человеческого общения совпадают с мнением маститого заокеанского специалиста, было приятно.

Поэтому я с понятным снисхождением отнёсся к знаменитым 6-ти правилам Глеба Жеглова из "Место встречи изменить нельзя", который появился на экранах наших телевизоров почти одновременно с описываемыми событиями. И даже смело предположил, что хитрые братья Вайнеры сами недавно прочитали Карнеги и ловко вложили в уста своему герою премудрости из ротапринта, прочитаннoго мной незадолго перед тем.

Добросовестно проштудировав книгу, я вскоре вернул её по адресу. Ещё немного с улыбкой повспоминал советы о том, как склонить своего делового визави к разговору о марке его любимого средства для мытья бассейна или клюшек для игры в гольф, и без сожаления забыл о мудрых наставлениях мистера Карнеги до лучших времён.

Как оказалось - эти времена были совсем не за горами.

Дело было в том, что моя любимая тёплая и крепкая зимняя куртка "Аляска" как раз вскорости после этого пришла в свою закономерную негодность, отслужив мне верой и правдой 5 или 6 лет. Со всей суровой неизбежностью передо мной встал вопрос о покупке обновки, что во времена товарного дефицита тех лет было задачей непростой.

А поскольку к походам в магазин и к зубному врачу я всю жизнь относился с одинаковым отвращением, то легко понять, что я предпринимал все мыслимые и немыслимые попытки отсрочить неминуемое, пока, наконец, не услышал от моих ласковых женщин зловещее преупреждение:

- Если в течение недели-двух не купишь себе новую куртку или пальто - пустим эту на половые тряпки, так и знай!

Ничего такого ужасного в моей куртке не было, если честно говорить! Ну, пару раз я подпалил её в походе и ещё один раз мне немного надорвали рукав в автобусе. Но всего этого было совсем не видно, если не присматриваться пристально, так что все приставания жены и матери были обычной женской вредностью, граничащей с кровожадностью. Нo их было двое, а я один. Приходилось подчиняться. И начиная со следующего дня, я начал возвращаться домой через "Гостиный", действуя всякий раз по одной и той же схеме: выходил из метро на станции "Гостиный Двор", выкуривал сигарету и через боковой вход на углу Невского, кряхтя, поднимался на второй этаж проклятого универмага, где вдоль Садовой линии помещались отделы, в которых теоретически можно было совершить требуемую покупку.

Практически, разумеется, купить было ничего нельзя. Зато, с удовольствием убедившись, что нигде ничего не продают, или, как тогда говорили, "не выкидывают", можно было не спеша прогуляться по тёплому магазину до самой улицы Ломоносова, особенно, если на улице в это время шёл мокрый снег вперемешку с дождём, поглазеть на безделушки и никому не нужные сувениры и заодно на симпатичных молоденьких продавщиц, откровенно скучавших там и тут в виду отсутствия покупателей.

Вскоре мои заходы в Гостиный стали ежeдневной обязанностью, и я быстро, со свойственной мне понятливостью, привык к тому, что по дороге домой надо просто прогуляться по второму этажу необъятного магазина, неизвестно зачем. Дома я сокрушённо качал головой, разводил руками и скорбно-просительным тоном сообщал подозрительно взирающим на меня родным: "Ничего нет! Подождите ещё немного. Я что-то куплю! Обязательно!". И сразу вслед за тем вешал свою несчастную куртку в прихожей, пряча её поглубже под многочисленными женскими одёжками, пoдальше от греха.

Всё это продолжалось какое-то время к общему нашему неудовольствию, пока однажды, наконец, мой час не пробил!

В один прекрасный день, возвращаясь домой по заведённому дурацкому маршруту, я, едва поднявшись на свой второй этаж, ставший к тому времени родным и близким, увидел почти сразу, у самого первого отдела, гигантское скопление людей и очередь невероятных размеров, безнадёжно уходящую вдаль, как мне показалось - на всю длину Садовой линии. Из-за толчеи не было никакой возможности понять, чем именно там торговали. Видно было только периодически выныривавших из толпы счастливчиков с разгорячёнными лицами, рапахнутыми пальто и сияющими глазами. В руках счастливчики держали большие свёртки, запакованные в серую плотную бумагу и тесно перевязанные крепкой тонкой бечёвкой.

Одного такого баловня судьбы мне, после нескольких безуспешных попыток удалось остановить вопросом:

- Что дают?

- Да куртки, куртки финские, зимние, с капюшоном!

- А почём?

- 160 рублей.

- Хорошие?

- Классные! Крепкие, тёплые, как раз по нашей погоде! Только поздно ты пришёл, кончаются уже! Tак что очередь не занимай, всё равно не хватит!

С этим дружеским напутствием счастливый обладатель финской куртки исчез. А я с тоской посмотрел на несколько сотен человек в очереди и понял, что и в этот раз дома придётся что-то придумывать, хотя все своё воображение я уже давно исчерпал.

Машинально поблагодарив собеседника, я побрёл в задумчивости вперёд по коридору, пока совершенно случайно через десяток метров не остановился у отдела, соседнего с тем, что бойко заканчивал торговлю "курточным дефицитом".

Здесь дефицита не было и близко. В этой секции продавали ткани, гардины и прочие занавески с портьерами, при одном взгляде на которые пробегала дрожь, как в известной песне из кинофильма "Ирония судьбы".

За прилавком, около кассового аппарата о чём -то своём лениво беседовали две продавщицы в традиционных розовых халатиках, украшенных большими белыми эмалевыми значками с аббревиатурой "ГД".

Их было двое, но одну из них я, если честно, запомнил плохо, поскольку всё моё внимание немедленно привлекла её товарка. Это была фигура, достойная всяческого восхищения!

Она почти не уступала мне по росту и существенно превосходила по весу. Взглядом бывалого спортсмена я определил в ней не меньше 80 килограмм, большинством из которых были мышцы. В сочетании с каменным, сурово вылепленным лицом, эта дамская фигура была способна произвести сильное впечатление, особенно на неокрепшие романтические души, коей я на тот момент ещё являлся, несмотря на недавнюю женитьбу.

Отвести взгляд от этой античной героини оказалось делом непростым, и я на секунду замешкался, видимо, не в силах скрыть восхищение во взгляде.

Этого оказалось достаточно!

Заметив моё внимание, подружки прервали разговор, и "Большая", как я невольно окрестил её в тот самый момент, как увидел, постаравшись сделать максимально любезное и приветливое лицо, обернулась ко мне и низким голосом дружелюбно поинтересовалась:

- Ну, чего уставился? Давно не видел?

Услышав этот невинный вопрос, явно приглашавший к ненавязчивой дружеской беседе, я сразу вспомнил мудрые наставления мистера Карнеги и лихорадочно начал перебирать их в памяти, надеясь найти самое подходящее.

Например, невзначай поинтересоваться у моей новой знакомой, машинкой какой фирмы она предпочитает стричь траву по воскресеньям на своём газоне или в каком магазине она обычно покупает имбирно-хвойный шампунь для ванной.

Но почему-то развивать эти идеи далее я не решился, здраво рассудив, что жизнь не так уж и плоха, в сущности, чтобы расстаться с ней вот так, бездумно, на втором этаже Гостиного двора.

Спрашивать грозную королеву гардин об адресе её любимой брокерской конторы или о преимущствах промышленных акций над банковскими, тоже, почему-то, не хотелось, хотя терять мне было особенно нечего. В конце концов - какая разница где умирать - здесь или дома, час спустя?

На коллекционера марок Британских Виргинских островов моя изящная продавщица тоже не очень подходила. Если она что-то и коллекционировала в своей жизни, то наверняка - гантели фабрики "Динамо" весом не менее 8 килограммoв каждая.

Вобщем, дело представлялось безнадёжным. Подлец Карнеги ловко впарил мне свои ненужные знания, а сам предусмотрительно помер. У кого прикажете спрашивать теперь?

У санитаров?

Однако, реагировать приходилось немедленно, и я, опасливо сделав шажок в сторону прилавка, с напускным равнодушием сказал:

- Да вот, выбираю.. - И показал на стенд с гардинными отрезками самых разных, но одинаково блёклых оттенков за спиной девушек.

- Чего выбираешь? - подозрительно и как-будто угрожающе спросила "Большая".

- Материальчик хочу прикупить, только не знаю, - так же нарочито равнодушным и даже несколько обречённым голосом продолжил я. И добавил:

- Как думаете, сколько мне надо?

- На что надо-то? - грозно спросила опять "Большая"

- Ну, в смысле завернуть меня в него целиком, - ответил я, отступив из осторожности немного назад.

- Чего-о-о-? - протянула она, и я вдруг понял, что если немедленно не расскажу всю правду, то меня вот этой самой рукой без всякого услилия поднимут за шиворот и подвесят на первом попавшемся гвозде.

- Девушки, - сказал я как можно более доверительно, - дело в том, что сегодня мой последний день на этом свете. Вечером меня убьют за враньё, лень и все остальные недостатки сразу! Так что мне самое время подобрать себе что-то простенькое и со вкусом, чтобы завернувшись в него, поползти на ближайшее кладбище со спокойной душой.

И я рассказал свою незамысловатую историю, не забыв упомянуть и про книжку премудрого Дейла.

Возникла пауза.

- Так для этого надо сюда с самого утра! - начала подруга "Большой", - симпатичная миниатюрная девушка,- сокрушённо глядя на меня. Я тут же назвал её про себя "Дюймовочкой"

- Так ведь - работа, девоньки, - возразил я с обречённым видом, - Kто ж мне даст отгулы неизвестно на сколько! Это ж кто знает, когда здесь чего продают и где!

- Это точно! - с некоторым садистским удовольствием сказала "Большая", - мы и сами ни хрена не знаем, когда и что выкинут!

Терять мне было особенно нечего, поэтому я, превозмогая естественные позывы инстинкта самосохранения, как мог приветливее посмотрел на "Большую" и, словно бы невзначай, обмолвился:

- Ну, а как спортсмен - спортсмену? Из чувства спортивной солидарности?

- Кто ещё тут спортсмен? - угрожающе спросила грозная дама за прилавком.

- Да я, я, - успокаивающе ответил я, и добавил - А вы разве не занимаетесь спортом?

- Каким ещё спортом? - ещё более грозно спросила "Большая"

И тут Дюймовочка прыснула в кулачок и, не в силах больше сдерживаться, смеясь, сказала:

- Да ладно тебе, Танька, признавайся уже!

Но Танька нахмурила брови и вопросительно посмотрела на меня, ожидая ответа и одновременно выбирая место, куда вдарить побольнее.

Предположить художественную гимнастику или фигурное катание было бы роковой ошибкой. А почти безошибочно упомянуть толкание ядра или метание копья было равносильно немедленному смертоубийству, совершённому с особым цинизмом, поэтому я уклончиво спросил:

- Лёгкой атлетикой?

Волшебное слово "лёгкая" произвело на собеседницу успокоительный эффект. Она изобразила на лице подобие улыбки и милостиво поинтересовалась:

- А ты откуда знаешь?

- Так я, это, у Карнеги прочитал! - неуклюже вывернулся я и собрался было умоляюще прибавить чтобы меня не убивали сразу, а дали ещё немного помучаться перед смертью, но не успел.

"Большая" изобразила на своём добром лице подобие улыбки, и, ещё раз оглядев меня с головы до ног, словно оценивая, вдруг спросила:

- 52-?

- Что? - не понял я

- Размер у тебя 52-й - переспросила Таня, глядя на меня презрительно, как на комара.

- Ага, - ответил я с подлой лицемерной застенчивостью. Но можно и 50-й. Откровенно говоря, я уже был готов и на 36-й размер.

Таня несколько секунд раздумывала о чём -то, а потом, видимо, решилась.

- Ленка, постой тут у кассы! И ты не уходи! - прибавила она, обращаясь ко мне - Я сейчас!

С этими словами моя "Большая" плавно, как ледокол, выдвинулась из-за прилавка и, по-домашнему шлёпая тапками по истёртому паркетному полу, поплыла в сторону соседнего отдела, где в этот момент догорали последние курточные страсти.

Глядя ей вслед, я вдруг подумал, что она непременно вернётся с покупкой. Ей просто не могли отказать! Желание такой женщины равносильно приговору военного трибунала!

Словно в подтверждение этих моих мыслей, Дюймовочка Лена посмотрела на меня с улыбкой и сказала:

- Ну, теперь вас можно поздравить! Таньке не откажут!

- Почему? - спросил я, думая, что Лена имеет в виду то же, что и я

Но оказалось, я ошибся!

- Она у нас зам.секретаря комитета комсомола! Её все боятся!, - снова прыснула Лена, - Кому на картошку охота? А она в момент определит, если что! так что расслабьтесь, будет вам ваша куртка!

- А она правда - спорстменка, я угадал? - спросил я.

- Не yгадали, - ответила смешливая Ленка, - не занимается она никаким спортом! Она плюшки любит так, что маму родную продаст! Ой, только вы меня не выдавайте! - умоляюще добавила она, сообразив, что нечаянно ляпнула что-то лишнее.

- Конечно, не выдам! Как вы могли такое про меня подумать? - с негодованием возразил я и тут же ядовито осведомился:

- А Вы?

- Что я? - непонимающе подняла на меня свои симпатичные глазки "Дюймовочка".

- Вы тоже любите плюшки?

- Люблю! - виновато вздохнула девушка и немного покраснев, снова опустила глазки в пол.

- Ага! Понял, - торжествующе сказал я! Но развить своё понимание не успел, потому что спиной почувствовал тяжёлые шаркающие шаги и оглянулся.

Таня с каменным лицом подошла к нам держа в руках красивый полиэтиленовый пакет, заполненный до отказа и укрытый от посторонних взоров бумагой.

- Пошли! - без лишних слов скомандовала она, обращаясь ко мне и не глядя больше в мою сторону, направилась куда-то в глубь отдела, в сторону служебной двери.

- Идите, идите, - хихикнула "Дюймовочка" мне вслед, - Я же вам говорила!

Я отправился за своей провожатой и оказался в темноватом служебном коридоре, куда выходили двери всех отделов. Вдоль стен здесь виднелись бесконечные ряды каких-то коробок, ящиков, тюков и прочих упаковок с непонятным товаром, ожидавшим своей очереди появиться на прилавке.

Таня пропустила меня вперёд себя, потом плотно закрыла за нами дверь и ловко извлекла из пакета роскошную куртку синего цвета, почти такую же, как моя собственная, только абсолютно новую, вкусно пахнущую новым материалом и увешанную пёстрым товарными бирками.

- Мерь! - тоном, не терпящим возражений приказала она.

Я напялил куртку. Таня быстро и профессионально ощупала сзади мою спину, проверяя, как сидит на ней заветное изделие финской лёгкой промышленности. Потом тем же тоном скомандовала:

- Повернись!

Я повернулся. Она, не глядя на меня, деловито пробежалась своими ловкими руками по моим плечам, одёрнула рукава и обшлаг и, наконец, закончив инспекцию, удовлетворённо вымолвила:

- Угадала, твой размер! Носи на здоровье, спортсмен! И я с удивлением увидел в полутьме её глаза, буквально светившиеся удовольствием от успешно выполненной задачи.

- Танечка, - сказал я, - я твой раб! У меня слов нет! Спасибо тебе огромное!

- Да ладно, - пренебрежительно махнула она рукой, - подумаешь!

Однако, благодарность ей явно была приятна.

Я, ещё раз от всей души поблагодарив свою благодетельницу, вышел из магазина на улицу, пересёк Садовую и оказался в кафетерии ресторана "Метрополь".

А ещё десять минут спустя я уже поднимался по лестнице на второй этаж Гостиного, направляясь в знакомый гардинно-тюлевый отдел.

В руках у меня была акуратно перевязанная коробочка, полная свежих, только что испечённых, вкуснейших и нежнейших булочек со сливками.

Увидев меня, Таня недоумённо подняла глаза, но увидев пирожные, тут же улыбнулась и, поглядев на стоявшую рядышком "Дюймовочку", сказала:

- Ты проболталась, зараза?

- Никто мне ничего не говорил, - возразил я со всей решимостью, на которую был способен, - это всё Карнеги! Так что, если не любишь булочки со сливками, - не стесняйся! Так и скажи! Я ему всё передам, обещаю!

- Передай обязательно! - сказала Таня, забирая у меня коробку с пирожными. И прибавь от меня, что он - му..ак!

И ничего он в нашей жизни не понимает.

***

Впервые я оказался в Америке в 1989 году. В Союзе уже вовсю бушевали "перестроечные процессы". Так называли в ту пору зарождающийся бардак, которому было суждено покончить с Советским Союзом. На прилавках было пусто, на улицах было грязно, в обветшалые магaзины с надписью "Вино" ломились тысячеголовые очереди, а в общественном транспорте живо обсуждали "что сказал Горбачёв" и какой подлый этот Лигачёв.

А в Нью-Йорке было чисто, многолюдно, красиво и изобильно. В небеса уходили небоскрёбы, сияли хрустальной чистотой гигантские витрины, магазины не ломились, а просто утопали в бескрайнем изобилии товаров, из которых я понимал назначение не больше, чем 20%. Всюду были бесконечные сверкающие лаком автомобили, нарядные люди и вкуснейшие запахи.

Это всё я помню, как вчера, хотя прошло уже почти 30 лет. А ещё я помню свои ощущения. Я был ничтожной пылинкой, никому и ничему ненужным фантомом, молекулой, бродившей по всем этим авеню и стритам, как привидение, как сомнамбула. Я был здесь бесконечно чужым. И это чувство было настолько сильным, что я инстинктивно спасался от него, поворачивая к ближайшему метро, чтoбы поскорее вернуться "домой", туда, где я остановился. И там, закрывшись от всех, выпить чашку кофе, выкурить сигарету и придти в себя.

Возвращение домой, в Питер, я встретил с огромным облегчением. И разве мог я представить тогда, что через 20 лет я буду ходить по улицам моего собственного, родного города с точно таким же ощущением ненужности и отчуждения? Что это будет не в далёкой Америке, а здесь, в России, в Ленинграде, который больше не Ленинград, и что от этого ощущения уже невозможно будет избавиться даже дома, потому что самого этого "дома" не стало.

И нет такого самолёта, на котором можно было бы до него добраться.

Ссылка на первоисточник

Картина дня

наверх