Джон Траволта и Принцесса Диана танцуют в холле Белого Дома (1985)
Фотография: Wikimedia Commons
***
AMPARO_A .
Писать об иконах масс-медиа легко и трудно одновременно. Легко — потому что не нужно рассказывать, кто такая принцесса Диана и почему мы помним о ней и через неполных 17 лет после гибели. Трудно — потому что написано очень много, а в случае с Дианой — слишком много, и просмотр даже самых значительных публикаций требует много сил и времени.
Потому сразу уточню, что предлагаемая интерпретация судьбы леди Ди опирается на фундаментальный труд Тины Браун «Диана» (рус. перевод — Издательство «Эксмо», 2009 г.).
Сильная сторона книги Браун — воссоздание биографии героини на широком, так сказать, культурно-историческом фоне, и здесь вырисовывается весьма любопытная картинка.
Разумеется, Диана никоим образом не была Золушкой — семейство Спенсеров принадлежит к сливкам английской аристократии. Но — вот такой парадокс — это не значит, что ей повезло, так как она выросла в крайне патриархальной среде; можно сказать — фантастически патриархальной для того места и времени. Начать с того, что мать принцессы Дианы, леди Френсис Рут, вышла совсем молодой замуж за ее отца потому, что это была «хорошая партия» в плане родовитости и финансов. Отношения родителей Дианы напоминали викторианский роман, хотя на дворе стояли безумные 60-е. От знатной леди в семье Спенсеров требовались две вещи: быть очаровательной и родить сына. С рождением сына вышла заминка, и между супругами начались трения. Когда же леди Френсис наконец произвела на свет долгожданного наследника, брак уже ничто не могло спасти. Молодая женщина — ей было всего 28! (и четверо детей), влюбилась в мужчину, который, как ей казалось, относился к ней с уважением. Бурный роман закончился разводом. Право опеки над детьми получил отец. Свидетельницей против леди Френсис выступила ее родная мать, фрейлина королевы. Дама старой закалки не простила дочери не столько развода, сколько повторного брака с человеком простого происхождения, пусть и очень богатым.
Так Диана фактически лишилась матери. Старших сестер отправили в пансион, а Диану оставили дома до 12-летнего возраста в качестве компаньонки для младшего брата — и наследника. Почти все титулы в Англии по женской линии не передаются, и сыновья в знатных семьях имеют дополнительный приоритет перед дочерьми.
По-настоящему обучением Дианы никто никогда не занимался — не из вредности, а потому, что серьезное образование для женщины в том кругу считалось ненужным. Недоброжелатели Дианы любят напоминать, что ни в одной из школ она не была в числе лучших учениц, намекая на низкий интеллект и отсутствие мотивации. На мой взгляд, интеллект Дианы был не ниже, чем у ее брата, ее отца и всех английских аристократов вместе взятых, которые в положенное время заканчивали Итон и Оксфорд — с той разницей, что им не прививали синдром выученной беспомощности и комплекс неполноценности. Мужчинам-аристократам не рассказывали, что смысл их жизни состоит в удачном браке, а высшее образование и карьера — удел «синих чулков» из среднего класса.
Если верить Тине Браун, главной духовной пищей юной Дианы были любовные романы. Их штампы и стереотипы крайне «удачно» наложились на сословные предрассудки и установки ее среды. Героини романов, прелестные и кроткие, рано или поздно встречали прекрасного принца, превращавшего их жизнь в мечту. Разумеется, не обходилось без препятствий, но прелесть героинь побеждала все и всех — в том числе и коварных соперниц. Заканчивались романы, как правило, шикарной свадьбой, на зависть врагам и к радости друзей.
Эти быстрорастворимые романтические иллюзии разделяли и подруги Дианы, которым она сдавала комнаты в своей лондонской квартире. Я с удивлением узнала из книги Браун, что крайне «непрестижная» работа Дианы — нянечкой и уборщицей — была сознательным и типичным выбором девушек того круга. Работать — это несерьезно, настоящие женщины этим не занимаются, стало быть, надо работать в таком месте, чтобы никто не сомневался — они делают это по приколу, или, как теперь говорят, ради лулзов. 18-летняя Диана не стремилась к «карьере»: она хотела выйти замуж.
И вышла на свою голову.
О браке Дианы говорено-переговорено, но почему-то мало кто называет происходившее между ней и Чарльзом коротким словом «абьюз». Диана регулярно подвергалась банальному психологическому абьюзу, практически моментально попав в ситуацию сильнейшей психологической зависимости от мужа. Их отношения не могли развиваться по иному сценарию: неуверенная в себе юная девушка слишком нуждалась в любви и понимании, чтобы не стать жертвой примитивных манипуляций со стороны супруга. Чарльз «добродушно подтрунивал» над юной супругой, обесценивал ее чувства и слова, и, самое мерзкое, втянул ее в хронические нездоровые отношения, где Диане предлагалось играть в игру «покажи, что достойна». Диана впала в сильную эмоциональную зависимость, от которой так и не смогла полностью избавиться до конца жизни.
Это прозвучит парадоксально, но наличие в жизни Чарльза любовницы в чем-то стало для Дианы спасением: ее «гордость» патриархальной женщины была задета, и это послужило стимулом к началу бунта. Не будь Камиллы, Диана так и не поняла бы, скорее всего, что с ней происходит, и дальше подвергалась бы психологическому насилию. Но любовница — это нечто выходящее за рамки самого традиционного брака, и Диана опомнилась.
Прозрение дорого ей стоило (булимия, невроз), но одновременно и побудило действовать. Поначалу поведение Дианы не выходило за рамки патриархальной модели: «отомстить», «возбудить ревность». Но проблема насилия в браке не решается заведением любовника или любовников. Что посоветовали бы Диане, приди она в любое фемсообщество? «Наращивай свои ресурсы, копи силы, найди работу — и тогда уходи».
Так она и поступила — в рамках своей системы координат. Стать персонажем мас-медиа со своим, отдельным от мужа имиджем, в положении Дианы значило стать кем-то, обрести «я» (Самость) отдельную от всех: семьи Спенсеров, семьи Виндзоров, мужа, детей. Не дочь такого-то, не жена такого-то, хоть бы и принца, не мама таких-то — но леди Ди, «звезда» монаршей сцены. Потом пришла идея благотворительности как своего рода «работы». Люди, к которым приходила Диана в больничные палаты и хосписы, видели в ней ее саму, а не приложение к семье или системе. Все биографы пишут, что рядом с подопечными Диана преображалась, и неудивительно.
По мере психологического высвобождения, пусть частичного, и повышения самооценки, ситуация в браке становилась все невыносимее, и Диана решается на неслыханное для патриархального мира дело: выносит сор из избы.
Жертве, как известно, положено молчать. Пока она молчит и улыбается, проблемы нет, что очень удобно для абьюзеров всех мастей. И наоборот — кричащая от боли жертва «неприлична», она ведет себя «недостойно», она лишена «женской мудрости» и заслуживает все, что с ней сделают потом. Легенда об убийстве Дианы весьма симптоматична: она отражает темные побуждения патриархального коллективного бессознательного («убил бы стерву») и одновременно извечный страх жертвы. И Диана боялась, сильно боялась — но уже не могла терпеть.
Публичным рассказом о пережитом насилии Диана легитимировала данную тему в глазах общественного мнения. Мы никогда не узнаем, сколько женщин узнали в ней себя, и скольким она помогла вырваться из западни. Однако хэппи-энды бывают лишь в любовных романах: в реальной жизни Диане так и не удалось победить, то есть полностью освободиться от власти матрицы. До конца жизни она искала «настоящую любовь» из книжек Барбары Картленд, снова и снова впадая в эмоциональную зависимость (тот же Хаснат Хан). Мир, в котором она выросла, так и не выпустил ее до конца из своих цепких объятий.
Свежие комментарии